Похищение
Шрифт:
– НЕТ! – слишком громко выкрикивает Эндрю.
Я возвращаю купюру Крису.
– Тогда почему же, мистер Хопкинс?
– Потому что Элиза должна была оставаться мертвой, чтобы мы жили по-старому. Мы с Делией были счастливы. Если бы я сказал ей правду, мы бы лишились этого счастья. Я не хотел рисковать.
– О, я вас умоляю… – ехидничает Эмма. – Вы рисковали только разоблачением, только своей свободой.
Эндрю пристально смотрит на меня.
– Вы понятия не имеете, какой я человек.
Прокурор возвращается к своему столу.
– Думаю,
– Протестую!
Но Эндрю уже не слышит меня – он сосредоточил все внимание на Эмме, которая снова направляется к нему.
– Это правда, что вы уже имели неприятности с законом из-за своего необузданного темперамента?
– Я не знаю, что вы имеете в виду.
– Узнав, что ваша жена завела роман с мистером Васкезом, вы совершили на него нападение.
– Да.
– Вы ужасно разозлились.
– Да.
– Он был с вашей женой и вашей дочерью, так?
– Да. – Голос Эндрю натянут как струна.
– И вы не хотели спускать ему это с рук.
– Точно.
Я напрасно пытаюсь поймать взгляд Эндрю, сфокусировать его внимание, прежде чем спровоцированная Эммой ярость вырвется наружу. Я никогда еще не видел его таким. Глаза его стали темными и твердыми, как агат, лицо перекосилось.
– Я видел, что он делает…
Эмма подходит к нему вплотную.
– И вы решили избить его до потери сознания, верно, мистер Хопкинс? Вы набросились на него на глазах у трехлетнего ребенка.
– Яне…
– Вы увидели то, что вам не понравилось, то, что оскорбило ваше самолюбие, и, вместо того чтобы взвесить все возможные варианты, вы взяли на себя смелость уладить все по-своему, не задумываясь, кто при этом пострадает и какие законы будут нарушены…
– Вы не…
– Вы нарушили закон тогда и сделали это снова, когда похитили Бетани Мэтьюс, так ведь?!
Теперь уже даже мне видно, как он дрожит.
– Он развращал мою дочь! Этот сукин сын развращал ее и продолжал делать это полгода спустя. Тогда я ее и увез.
Даже если бы в этот момент рухнул потолок, это шокировало бы меня меньше. Признание повергает всех нас в транс Эмму, судью, меня. Я оглядываюсь в поисках Делии и нахожу ее по белому овалу лица.
– Протестую, Ваша честь! – кричит Эмма, придя в себя первой. – Это заявление ничем не подтверждено.
Я понимаю, что должен действовать, но не могу оторвать глаз от Делии. Она вянет в одночасье, как стебель молочая, из которого вырвали сердцевину. Боковым зрением я как в тумане вижу Криса, идущего к трибуне.
– Разумеется, не подтверждено. Если бы у нашего клиента имелись доказательства, он своевременно предоставил бы их правоохранительным органам и мы не сидели бы здесь сегодня. Но мистеру Хопкинсу пришлось незамедлительно среагировать…
Судья
– Ваша честь, я прошу объявить перерыв. Мне нужно побеседовать с клиентом.
– Исключено! – вопит Эмма. – Их нельзя отпускать в конференц-зал. Если подсудимый сказал на слушании что-то, о чем не был извещен его адвокат, пусть сам справляется с последствиями.
– Мистер Тэлкотт, – говорит судья, – я не понимаю, что здесь происходит. Похоже, вы тоже. А потому, будьте добры, скажите, что я заблуждаюсь.
Я смотрю на Эндрю и вспоминаю, как однажды он научил меня карточному фокусу. Фокус был несложный, обычная ловкость рук, но по моей реакции можно было подумать, что я превратился в Дэвида Копперфильда. Эндрю только смеялся и приговаривал: «Это просто пыль в глаза».
Теперь же карты спрятаны в рукаве у меня. Я нарушаю первое правило прямого допроса: задаю вопрос, ответ на который не знаю и не желаю знать.
– Эндрю, – прошу я, – расскажите об этих… домогательствах.
– Я подозревал, что Элиза завела себе любовника, поэтому вернулся домой пораньше, рассчитывая их застукать… – Он закрывает глаза. – Я заглянул в окно и увидел, что Элиза спит на кровати одна, а вот в гостиной… Бет смотрела телевизор, сидя у него на коленях, а он… поглаживал ей спинку. Но тут он полез ей под юбку и… – Эндрю опирается на локти, плечи его подрагивают. – Он трогал ее. Лапал мою дочь. И всякий раз, когда Элиза напивалась бы или ложилась спать, он делал бы это снова. Я избил его. Но этого было недостаточно.
G галерки доносится шум, но мне не хватает храбрости обернуться: я рискую снова увидеть лицо Делии. А видеть его мне еще рано. Эндрю прячет лицо в ладонях, и я дожидаюсь, пока он возьмет себя в руки. Когда он наконец поднимает голову, красные, воспаленные глаза его смотрят на всех присяжных одновременно.
– Может, я и похитил свою дочь. Может, я и нарушил закон. Но вы не можете говорить, что я поступил неправильно.
В моей голове кружится калейдоскоп вопросов, но к суду они отношения не имеют – все они имеют отношение лишь к той женщине, что сидит в десяти футах от меня и чью жизнь только что снова перевернули с ног на голову.
– У защиты больше нет вопросов, – бормочу я.
Но не успеваю я дойти до своего места, как встает Эмма Вассерштайн.
– Обвинение вызывает Делию Хопкинс.
Я оборачиваюсь.
– Но так нельзя!
– На каком основании?
«На таком основании, что я люблю ее».
Никто не решается заговорить, пока Фиц проводит Делию к трибуне и открывает перед ней деревянную дверцу. Двигается она медленно, осторожно. Усаживаясь, не смотрит ни на меня, ни на отца. Внутри нее танцуют призраки – я вижу их силуэты в окнах, ранее служивших ей глазами.