Похищенная
Шрифт:
— Укус оборотня — один из способов самому стать оборотнем.
— Мне это известно. Но зачем… — Он остановился на полуслове. — О, понимаю.
Понимал ли он хоть что-нибудь? Вряд ли. Никто из них и не представлял, что их ожидает. В отличие от меня — но я очень, очень хотела выкинуть эти мысли из головы.
Матасуми кашлянул.
— Вы утверждаете, что мисс Бауэр ввела себе…
— Орудие до сих пор на полу.
Ученый мельком взглянул на шприц, однако не стал его подбирать.
— Вы утверждаете, что она воспользовалась этим шприцем…
— Ничего я не утверждаю. Я рассказываю вам, как все произошло. Она
Отворилась дверь, и в камеру влетела Кармайкл в развевающемся лабораторном халате.
— На это нет времени, — с ходу бросила она. — Нужно спасать Сондру.
Матасуми только отмахнулся.
— Для начала необходимо с точностью установить, какую природу имеет недомогание мисс Бауэр. Мисс Майклс может утверждать все что угодно…
— Она говорит правду, — отрезала Кармайкл. — Я видела отметину от шприца.
Ее не заметил бы только слепой: когда охранники выносили Бауэр из камеры, в глаза мне бросилась отметина от укола, распухшая до размеров шарика для пинг-понга. Так было и со мной… Я отогнала ненужные воспоминания: есть лишь один выход — стать холодным наблюдателем, взглянуть на ситуацию со стороны, по примеру Матасуми.
Кармайкл обратилась ко мне:
— Скажите, как ее спасти. Сондра лежит без сознания. Давление падает, температура взмыла до потолка, зрачки не реагируют на свет. Пульс частый, неровный.
— Ничем не могу помочь.
— Елена, вы прошли через это. И выжили.
Я не ответила. Кармайкл стала приближаться. Я отодвинулась к стене, но докторша надвигалась до тех пор, пока наши лица не оказались совсем рядом. От нее пахло отчаянием… Кармайкл схватила меня за подбородок, не давая отвести взгляд.
— Она умирает, Елена. Мучительной смертью.
— Дальше будет только хуже.
Ее ногти вонзились еще глубже.
— Помоги ей. Будь на ее месте ты, я не стояла бы в стороне. Скажи, что делать.
— Вы хотите помочь? Пустите ей пулю в голову. Не обязательно серебряную. Сойдет и свинец.
Кармайкл оттолкнула меня и отступила на шаг, не отводя взгляда.
— Господи, какая вы бессердечная!
Я промолчала.
— Бесполезно, — напомнил о себе Матасуми. — Лечите симптомы, доктор Кармайкл — это все, что можно сделать. Мисс Бауэр сама навлекла на себя беду, так что остается только лечить симптомы и уповать на судьбу.
— Должно быть что-то еще, — проговорила Кармайкл, буравя меня взглядом.
Оправдываться не хотелось. Совсем. Но слишком трудно было выдержать этот гневный взгляд.
— А чего, собственно, вы от меня хотите? Я людей никогда не кусала и не выхаживала. Знаете, сколько свежеукушенных оборотней я видела за всю свою жизнь? Ноль! Ни одного. Такого просто не бывает. Я не сталкивалась даже с престарелым наследственным оборотнем. Не знаю, чем вам помочь.
— Вы прошли через это.
— Думаете, я все записывала в блокнотик? Знаете, что осталось у меня в памяти? Ад. Классическая преисподняя — с огнем, серой, чертями и демонами, раскаленными щипцами и колодцами лавы. Я помню только то, что увидела вот здесь. — Я шлепнула ладонью по лбу. — Сны, грезы, кошмары, бред — вот и все. Температура, давление, реакция зрачков — не знаю я всего этого. Не я этим занималась. А когда все закончилось, не спрашивала, что именно он сделал. Мне одного хотелось — поскорей все забыть.
—
— Не надо об этом, ради бога. Хотя бы раз — не надо, — сказала Кармайкл и вышла из камеры.
Матасуми хотел поднять шприц, но передумал, предоставил эту честь охраннику и последовал за Кармайкл.
Помогла бы я Бауэр, будь это в моих силах? Не знаю. С чего я вообще должна желать ей добра? Она похитила меня, засадила в камеру. Разве я чем-то ей обязана? Черта с два. Ей хватило тупости, чтобы совершить над собой такое, но меня это не касается. Может, я — словом ли, делом ли — как-то подтолкнула ее к этому поступку, уникальному по своему безрассудству? Может, я травила ей байки про восхитительную, полную небывалых удовольствий жизнь оборотней? Да ни в коем разе. Пыталась ли я отомстить ей, нарочно одобряя ее решение? Нет и еще раз нет. Она пришла к нему самостоятельно. Она была мне врагом. Так почему же я все равно чувствовала, что несу ответственность за случившееся? Какая-то частица моей души все равно хотела ей помочь, облегчить ее страдания. Почему? Потому что я знала об этих муках не понаслышке. Теперь еще одна женщина стала оборотнем — пускай при совсем иных обстоятельствах. И все же я не желала ей этой пытки, которая скорее всего закончится смертью. Оставалось надеяться, что та не замедлит ждать.
В полночь ко мне в камеру вошел Уинслоу. Я как раз балансировала на краю очередного кошмара; поэтому, когда зашипела пневматика, подсознание крепко уцепилось за звук из реального мира. Я заставила себя проснуться и вскочила с кровати. В дверном проеме, резко очерченный светом коридорных ламп, стоял Тайрон Уинслоу собственной персоной — стоял и ждал, когда его узнают. Меня, как ни стыдно признаться, охватил благоговейный трепет. Это как если бы ко мне явился Билл Гейтс — хочешь не хочешь, а впечатление производит.
— Так вот она, самка оборотня. — Он шагнул внутрь. Двое охранников последовали за ним. — Приятно познакомиться, — с насмешливым поклоном добавил он. — Я Тай Уинслоу.
В этих словах звучала не скромность — я ведь и вправду могла его не узнать, — а тошнотворное чванство. Я не сразу нашлась с ответом, и легкое раздражение исказило его черты.
— «Прометеев огонь», — услужливо подсказал он название своей всемирно известной корпорации.
— Да, слыхала.
На лицо магната вернулась прежняя довольная ухмылка. Он жестом велел охранникам стоять на страже и подошел поближе. Без тени смущения, будто богатый римлянин будущую рабыню, ощупал меня взглядом сначала спереди, потом — еще неторопливей — сзади. Еще раз удостоив внимания мой фасад, задержался на груди — и разочарованно скривил губы.
— Неплохо, но хорошие имплантаты не помешают.
Мои глаза сузились, но Уинслоу, казалось, ничего и не заметил.
— Не планируешь? — бросил он, сделав еще кружок.
— Я не намерена заводить детей, но если передумаю, их наверняка устроит и такой комплект.
Уинслоу расхохотался, запрокинув голову, словно ничего смешнее в жизни не слышал, и снова заглянул мне за спину.
— Зато попка хороша.
Я села на кровать. Он улыбнулся и продолжил изучение моих филейных частей. Наконец швырнул на стол ворох одежды.