Похищенная
Шрифт:
Кричать в каменную стену было бесполезно.
Мистеру сама привлекательность было всё также поебать. Могу поспорить, что он был бы рад запихнуть меня в багажник и остаток пути проделать в полном одиночестве и спокойствии.
Единственное, что он сделал после всего мною сказанного — это изменил параметры кондиционера, отчего на меня повеяло откровенным жаром.
— Спасибо, мистер мудак.
Пистолет, лежавший рядом с переключателем скоростей, перекочевал в руку Николаса, а потом уверенно уперся в мой висок, обжигая его холодом стали.
Я тяжело вздохнула — это мы уже проходили, появлялась привычка
— Повтори.
— Спасибо, милый-милый Николас, — я не скрывала сарказма, не сдерживала наигранно вежливую улыбку, не пыталась избавиться от внимания пистолета.
— Запомни, Лалит, мы не друзья, совсем не друзья. Я могу с легкостью пристрелить тебя, а заодно и твой длинный язык. Двести тысяч не удержат меня, ты поняла?
— Да, поняла. — И даже эта его реплика не навела на меня страх, скорее потому, что я действительно привыкла, либо была уверена, что он этого не сделает. Ни за что не сделает, даже если я назову его ублюдком, дерьмом и нелюдимым динозавром. — Прости.
Висок обрел свободу, а мистер сама привлекательность одарил своим вниманием дорогу. До выезда из города оставалось меньше мили, я повернулась к окну и начала вглядываться в пробегающие мимо здания. Когда-то, а если быть точнее около двух недель назад, я также вглядывалась в них, с жадностью глотая детали и ожидая от этого города чего-то большего, чем обычная точка на карте.
Я ожидала, что найду здесь дом — ошиблась, как ошибалась десятки раз, последние два года переезжая с место на место. Признаться, обрести его означало для меня найти покой от воспоминаний, от прежней жизни, принять прошлое и отпустить его, прийти к настоящему и наконец простить отца. Кто знал, что именно страх перед смертью, как и знание того, что Энтони в опасности, сможет сдвинуть айсберг с места и толкнуть меня на встречный шаг, в Детройт, где и ждал меня папа.
Николас начал сбавлять скорость, тем самым заставляя меня вынырнуть из собственных мыслей. Я тревожно посмотрела в лобовое стекло, на образовавшуюся впереди пробку, размытую, как и все остальное серой пеленой дождя, и повернулась к мудаку, ища в его профиле ответы. Он был обманчиво спокоен: расслабленная поза; одна рука, сжимающая руль, и другая — лежащая на переключателе скоростей; ленивый наклон головы чуть вправо; без напряжения: губы, подбородок, скулы. Только пристальный взгляд в даль выдавал его подозрения, постепенно набирающие обороты.
Дейви мог оказаться прав…
— Николас…
— Тшш, помолчи, Лалит.
Я покорно заткнула рот и вжалась в сиденье, не переставая следить за его движениями. Мне было страшно, страшно настолько, что я предпочла бы выбежать из машины, под сильный дождь, чем слушать эту гнетущую тишину.
Наконец, мы доехали до тупика и уперлись в зад старенького Fiat, точно так же, как и все, попавшего в пробку. Сзади нас пристроился огромный внедорожник, мелькнувший фарами в зеркале заднего вида.
Николас вцепился в руль двумя руками и оперся о полученную конструкцию лбом.
Я догадывалась, о чем он думает, и от этого становилось ещё тяжелее.
Слишком много времени мы потратили зря, и эти “кто-то мои заказчики” успели предпринять меры.
— Не успели, — четко сказал мистер сама привлекательность, при этом
Николаса не остановил бы даже танк, и я вновь поддалась слабости, восхитившись его смелым упрямством. Дейви оказался прав не только в том, что дороги перекрыли, но и в том, что я находилась в надежных руках. Впрочем, эти руки были заинтересованы выжить, ведь мистер мудак находился в том же положении, что и я. То есть… в ловушке. Он подтвердил мои догадки, включив карту города на экране и задав вопрос в поисковик о пробках.
Они были на всех выездах из города.
И я впервые серьезно задумалась о том, кто за мной охотится. Этот вопрос поселился в моей голове, и я боялась его озвучить так же сильно как и боялась оставить его неозвученным. Ситуация всё больше накалялась, а Николас как назло молчал, наконец выбравшись из ряда машин и перестроившись на другую полосу. Гигант-Dodge остался далеко позади.
— Это не конкуренты отца, да?
— Называй вещи своими именами, Лалит. И да, это не мафия.
Моё сердце гулко ударилось о ребра, и кончики пальцев чуть ли не покрылись инеем. А дождь всё продолжал барабанить по стеклу, словно издеваясь над нами, словно показывая, что его планы нарушить никто не может… в отличие от наших.
— Я имею право знать правду. Слышишь? Ты слышишь меня?
— Я не глухой.
— Так скажи, черт бы тебя побрал.
— Тебе лучше не знать.
— Я уже слышала это.
Он начинал меня выбешивать, и я вновь заводилась, совершенно забыв про усталость, мокрую одежду, капкан, в который мы так глупо попали. Казалось, что цель моей жизни теперь только и состояла в том, чтобы узнать, кто — кто хочет стереть из списков живых фамилию Нери.
Николас кинул на меня мимолетный взгляд, показал пальцем на сумку и коротко приказал достать сигареты. Первая затяжка досталась мне, а потом зажженная мною сигарета перекочевала в изящные пальцы мудака.
Он сделал глубокий вдох и, вытянув губы трубочкой, выпустил из себя дым, всего на мгновение скрывший за собой и без того занесенную дождем дорогу. Я непроизвольно обхватила удерживающий меня на месте ремень, осталось чуть-чуть до грани и я вцеплюсь в его горло. Обещаю.
— Я не могу тебе этого сказать, Лалит.
— Господи, кто они? CIA? ФBI? NSAC? Какая-то тайная организация по борьбе с преступностью? Но ведь я не преступник, Николас. Я не сделала ничего из того, за что меня можно бы было убить.
— Именно поэтому ты жива.
В подтексте это звучало как: именно поэтому я тебя не убил. А это значило, что он пошел против системы, против того, на кого работал, и чьих методов, по ходу, не разделял. Чертов мудак был не безнадежен, даже более того, он был паталогически болен чувством справедливости, иначе стал бы он рисковать собственной жизнью?