Похищенные годы
Шрифт:
Когда она вернулась домой и спросила о них мать, то вместо ответа получила подзатыльник.
– Что ты там делала? – бранилась мать. – Разве у тебя нет головы, чтобы ходить к женщинам ночи?
Она никогда не говорила «проститутка». Это было грубое слово. Хотя в том возрасте Летти все равно не знала, что оно означает. Она не понимала, кто такие «женщины ночи», и даже после похода в Арнольд Сквер не связывала это название с отвратительными, страшными женщинами с алыми губами и распущенными волосами.
Притонов уже не было. Улицы, словно спицы колеса, расходились
Хотя прежние трущобы были снесены, клопы остались и летом черными пятнами двигались по стенам.
Мать поливала все углы и щели флитом, потому что клопы могли размножаться под обоями; в квартире всегда слегка и не особенно приятно пахло миндалем. Летти стыдилась этого запаха. Слава Богу, у них не было других насекомых, которыми изобиловали соседние кварталы.
Сейчас мать болела, и обязанность поливать квартиру флитом, натирать линолеум и стирать белье квадратным бруском мыла «санлайт» лежала на Летти.
Мать и отец приложили все усилия, чтобы вырастить дочерей воспитанными и порядочными, но этого было недостаточно, или казалось Летти недостаточным, когда она видела лицо Дэвида, пробиравшегося воскресным утром через галдящий рынок к их дому.
– Я люблю тебя! – хотелось крикнуть Летти. – Покажи, как сильно ты меня любишь, Дэвид.
Вместо этого она угрюмо проговорила:
– Полагаю, что, если бы я жила где-нибудь в более приличном месте, ты бы уже давно познакомил меня с твоими родителями.
Конец фразы она произнесла совсем тихо, проклиная себя за то, что вообще это сказала. Дэвид посмотрел на нее.
– Мне наплевать, где ты живешь! Ты же не будешь жить здесь всегда! Мне важно лишь, что ты за человек. Ты же выходишь замуж за меня, а не за моих родителей!
– Но когда едешь знакомиться, это совсем другое дело, – начала она и остановилась. – Замуж? – тихо повторила она. – Я? Ты… хочешь на мне жениться? Ты только что это сказал…
Он нахмурился.
– Что с тобой, Летиция? Конечно, я сказал это. Что же еще я должен был сказать?
Зная, о чем хочет спросить, но не умея выразить это словами, она растерянно пожала плечами.
– Да… это все равно.
– Нет, не все равно, Летиция? – Он повернул к себе ее лицо. – Скажи мне, что с тобой? Я… я тебе не надоел?
Он надоел! Господи Боже! Это она боялась, что надоела ему. А что, если он просто увиливает от ответа?
– Я не знаю, как сказать тебе, – вырвалось у нее, и она увидела, как испуг появился в его глазах. – Я знаю, что я… не очень подхожу тебе. Я знаю, что в своем квартале ты мог бы найти девушку лучше меня. Я даже никогда не видела, где ты живешь, но могу спорить, это шикарный, фешенебельный район, и там много красивых девушек. Но я… – Она остановилась, потому что чуть не сказала: «Я люблю тебя». – Но я… постараюсь, Дэвид. Я стараюсь следить за тем, что говорю и что делаю. А я…
Она снова беспомощно
Когда он заговорил, его голос был тих и слегка дрожал. Из-за шума колес таксист не мог его слышать. Она и сама с трудом разбирала слова.
– Летиция, тебе не нужно быть осторожной со мной. Это я должен быть осторожен. Нет, Летиция (она издала возглас удивления), это я боюсь, что покажусь тебе высокомерным и спесивым. Я постоянно взвешиваю, что говорю и как говорю. Я не знаю… я знаю, это звучит смешно, Летиция. Но ты так молода, так свежа, в тебе такая сила, уверенность, честное слово.
– Во мне? – Она не верила своим ушам. – Я никогда не была дальше Юга, куда ты возил меня.
– Не в этом дело, Летиция. – Он говорил необычайно быстро. – Всю жизнь родители оберегали меня, особенно мать. Даже когда я женился… – Он заколебался, как будто это слово могло обидеть ее. – Я не могу сказать, что это был брак по расчету, конечно, мы любили друг друга, но наши семьи больше нас желали, чтобы мы, в конце концов, поженились. Потом, когда Анна и ребенок… – Он снова остановился, слова застряли у него в горле.
– Мне понадобилось несколько лет, чтобы прийти в себя. Мать была моей опорой, моей крепостью. Когда же я оправился от постигшего меня горя, эта крепость, если так можно сказать, превратилась в тюрьму. Я чувствовал, что постоянно должен следить за собой. Малейший признак веселости – и она напоминала мне о моей утрате, словно я предал память жены. Она не понимает, что я могу помнить о жене и при этом строить новую жизнь. Летиция…
Она сидела, положив руки на колени и устремив взгляд вниз, чувствуя, что он смотрит на нее.
– Я не мог сказать ей о нас. И совсем не потому, что я стесняюсь тебя. Я обожаю тебя! Я хотел бы быть таким же твердым и уверенным, как ты. Но я боюсь неизбежных упреков матери, что я забыл свою жену. И я не хочу, чтобы ты думала так же.
Он замолчал, все еще глядя на нее, но она не могла найти сил, чтобы поднять глаза. И не знала, что сказать. Мысли, которые проносились в ее голове, казались ей неумными.
– Интересно, что она подумает, когда узнает, где я живу?
– Ради Бога, Летиция!
Он сказал это так резко, что она вздрогнула.
– Зачем ты так принижаешь себя? Я еще не встречал таких прекрасных девушек, как ты. И я люблю тебя! Я люблю тебя, Летиция.
В темноте такси он наклонился к ней и поцеловал. Это был долгий, полный страсти поцелуй. Летти почувствовала, что начинает таять, и от восхитительного ощущения закрыла глаза. Дыхание Дэвида было теплым и сладким, и какая разница, что думает таксист.
Заполненная в этот час народом Бетнал Грин Роуд напомнила ей, что это чудо скоро кончится.