Похищенные годы
Шрифт:
Обычно высокомерный голос Альберта страдальчески звучал в телефонной трубке:
– Винни… она потеряла ребенка!
– О, Альберт… нет! – От горя у Летти спазмом сжало горло. – О, это так ужасно. А с Винни все в порядке?
– Она вне опасности, но… Летти, она в ужасном состоянии. Я не знаю, что делать. Я связался с моими родителями, но у отца срочная работа, а мать сама не сможет приехать, особенно в такую погоду. Винни хочет, чтобы приехала ты и отец. Вы сможете?
– Да, конечно, – машинально ответила Летти, и в то же мгновение здравый смысл взял верх. Восемь часов утра. Ноябрьский
Это звучало неубедительно, но Летти было все равно.
– Я сделаю все, что смогу, – сказала она.
– Если бы ты смогла, – в голосе Альберта не было обычного превосходства, – я был бы… ей стало бы гораздо легче.
К девяти туман немного рассеялся, но лишь к полудню в Уолтамстоу просветлело настолько, что стали видны ползущие по дороге автобусы.
Она вернулась в шесть тридцать. Уже стемнело, и туман, густой, как гороховый суп, снова лег на город. Летти пришлось буквально на ощупь, вытянув руку, пробираться от автобусной остановки по Бетнал Грин Роуд. Квартал словно вымер. Внезапно перед ней из тумана появлялись отдельные прохожие и тут же мгновенно растворялись в нем. Она отсчитывала размытые шары уличных фонарей.
– Нам нужно поставить телефон, – сказала она отцу, сняв мокрую одежду и с удовольствием грея руки возле камина. – Мне следовало бы остаться ночевать у Винни. Я бы могла это сделать, если бы позвонила тебе. Это убийство – возвращаться домой в такую погоду. Я промерзла до костей!
В доказательство она вздрогнула и продолжила:
– Неудобно, что мистер Соломон бегает и зовет нас к телефону, и нам неловко все время просить его, когда нужно кому-нибудь позвонить. Слава Богу, у Винни есть телефон, и я могла позвонить Люси. За Лондоном не такой густой туман. Джек привез ее, и она осталась с Винни.
Вся ее речь была упреком ему, и, чтобы скрыть смущение, отец надолго закашлялся.
– Слишком много суеты, – сказал он, раздраженный тем, что его оставили одного, да еще поручили смотреть за магазином. – Можно подумать, что она единственная на свете, кто потерял ребенка. Требовать, чтобы ты пришла, словно мы живем в соседнем доме! Они слишком многого от тебя хотят. А ты, ты глупая легкомысленная корова, позволяешь им так поступать с собой и оставляешь меня в этом чертовом холодном магазине. С моим бронхитом.
Летти отняла руки от огня и повернулась к отцу.
– Ну и что, папа? Ты же сам часто спускаешься в магазин, даже в такую погоду. Ходишь, трогаешь то одно, то другое. – Ей ужасно захотелось добавить: когда же заходит покупатель, тебя как ветром сдувает. Но она решила, что эти мысли лучше оставить при себе. Она была слишком измучена поездкой, чтобы затевать с ним споры. В конце концов, фактически это был уже ее магазин, и она не хотела, чтобы он вмешивался в ее дела. Она почти не советовалась с ним и принимала все решения сама.
– Это была девочка, – сказала она, направляясь из гостиной в кухню. – Жалко, она так хотела девочку.
– Ей
– Неужели тебя не волнует, какое горе обрушилось на Лавинию? Она совершенно не в себе. Она так мечтала о девочке.
– Ты это уже говорила. Твоя мать, упокой, Господи, ее душу, тоже горевала, когда потеряла ребенка. Твоя бедная мать, она…
Его голос стал тише, от нахлынувших воспоминаний слезы полились из его выцветших глаз, он не шевелясь смотрел в свою тарелку, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
Летти в отчаянии схватила батон хлеба и резкими движениями начала нарезать его. Раньше бы она подбежала к нему, обхватила руками его плечи, прильнула головой к его щеке, стараясь его успокоить. Но это было раньше. А теперь это раздражало ее.
Винни больше нуждалась в маме, чем отец.
– Если бы только мама была здесь, – сказала она. – Как я хочу, чтобы она обняла меня.
Это было ужасно. Летти плакала вместе с ней. А здесь отец, поглощенный жалостью к себе и едва ли думающий о ком-нибудь другом. Разве он сможет когда-нибудь побороть свой эгоизм и согласиться на ее брак с Дэвидом!
В начале декабря у Дэвида была целая неделя отпуска. Он приехал к ней в субботу, когда магазин уже был закрыт. Он позвонил ей, как только пришел домой. Отца, наконец, удалось убедить, что телефон необходим и для работы, и для его спокойствия, потому что с наступлением зимы его кашель ухудшился. Он разрешил поставить телефон внизу, в магазине, но отказывался снимать трубку, словно это последнее проявление упрямства позволяло ему делать вид, что он в этом не участвует.
Поэтому на звонок Дэвида трубку подняла Летти. Отец, к счастью, отправился спать, так что ей не пришлось ничего сочинять. Дэвид сказал, что приедет около семи. Она подвязала дверной колокольчик и ждала его в темном магазине. Она звякнет колокольчиком спустя полчаса после прихода Дэвида и проводит его наверх, словно он только что пришел.
Летти с растущим волнением ждала его и отлично знала, почему. Ей было необходимо, чтобы он любил ее. Забыв обо всем, она бросится в его объятия.
– Ты все еще хочешь выйти за меня замуж? – спросил Дэвид после того, как вместо приветствия она встретила его долгим страстным поцелуем. В ответ она увлекла его в темную часть магазина и снова подставила губы.
– Конечно, дорогой. – Голос не слушался ее. Усилившийся с наступлением зимы кашель отца заставлял ее весь день бегать с зеленым бальзамом из магазина в его спальню, и это ужасно вымотало ее. Может, ему скоро станет лучше.
Не сводя с нее глаз, Дэвид снял фуражку и повесил на вешалку.
– Ты уверена, дорогая?
– Да, Дэвид, – решительно сказала она. – Уверена.
Словно проверяя ее решительность, он прижал свои губы к ее губам. Они оба медленно опустились на колени. Не встретив сопротивления, он расстегнул ей кофту, потом лифчик. Холодная, грубая ткань его офицерской формы прижалась к ее груди.