Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)
Шрифт:
— Барышня его дочь, сударь,— сказал я.— И полагаю, вы согласитесь, что в ее присутствии не слишком уместно касаться его репутации.
— А мне дела нет ни до него, ни до нее, ни до вас! — грубо крикнул он.
— С вашего позволения, мистер Спротт,— продолжал я,— эта барышня приехала из Шотландии, чтобы найти его, и по какой-то ошибке ей назвали ваш дом, как место, где она может навести нужные справки. Как видите, произошло недоразумение, но мне кажется, это обязывает и вас и меня — а я лишь ее случайный спутник — оказать помощь нашей соотечественнице.
— Да вы меня, никак, полоумным почитаете! — возопил он.— Говорю же вам, я ничего не знаю и знать не хочу ни про него, ни про его дочек. Он мне должен немалые деньги.
— Пусть так, сударь,— сказал я, рассердившись не меньше его,— но я-то
При этих словах я, сам того не заметив, шагнул к нему и таким образом по воле счастливого случая нашел единственный довод, который мог воздействовать на этого человека. Его багровое лицо мгновенно побледнело.
— Да господь с вами, сударь! — охнул он.— У меня и в мыслях не было ничего для вас обидного. Я же, сударь, простой, честный, прямой старик, ну что, если и поворчу немножко! Вы-то небось подумали, что я суров, так нет! Сердце у Сэнди Спротта предобрейшее! Вам ведь неоткуда знать, каких он мне хлопот наделал!
— Превосходно, сударь,— сказал я.— В таком случае я злоупотреблю вашей добротой и затрудню вас просьбой сообщить нам, какие последние известия имели вы о мистере Драммонде.
— Да разве это затруднение, сударь! — воскликнул он.— Ну, а что до барышни, так (со всем почтением к ней) он про нее, как погляжу, и забыл вовсе. Уж я-то его знаю! И не в первый раз теряю из-за него деньги. Он ведь ни о ком, опричь себя, не думает. Клан там, король или дочка, ему бы только свою выгоду соблюсти, а они пусть как знают! И его доверенный тоже. Я ведь не то чтобы его доверенный, но вроде. Мы с ним участвуем в одном коммерческом деле, и, думаю, оно дорого обойдется Сэнди Спротту. Вот он почти мой компаньон, а я не знаю, где он, слово даю. Может, он приедет в Хеллевутслейс. Может, даже завтра, а может, год сюда носа не покажет. Меня ничто не удивит. Кроме разве одного: коли он вернет мне мои денежки. Теперь вы понимаете, какое мое положение. И барышне, как вы ее называете, помочь я ничем не могу. Остаться здесь ей никак нельзя. Бог с вами, сударь! Я человек холостой. Посели я ее у себя, так этот чертов сын, если явится сюда, того и гляди, меня на ней женит.
— Довольна болтовни! — перебил я.— Барышню я провожу к более надежным друзьям. А вы дайте мне перо, чернила и лист бумаги. Я оставлю вам для Джеймса Мора адрес моего лейденского доверенного. Он сможет узнать от меня, где искать свою дочь.
Я написал адрес и запечатал записку, а Спротт тем временем по собственному почину предложил взять на хранение вещи мисс Драммонд и даже послать за ними в гостиницу носильщика. Мне это представилось очень удобным, и я дал ему талер-другой для покрытия расходов, а он выдал мне расписку.
После чего я предложил руку Катрионе и мы покинули дом этого низкого плута. Она все время хранила молчание, предоставив мне решать и говорить за нее. Я же постарался не смутить ее даже взглядом и теперь приложил все усилия, хотя сердце мне по-прежнему жгли гнев и стыд, чтобы выглядеть спокойным и веселым.
— Начнем с того,— сказал я,— что вернемся в гостиницу, где говорят по-французски, пообедаем там и наведем справки, как добраться в Роттердам. Моя главная забота теперь — поскорее вернуть вас под крылышко мисс Гебби.
— Наверное, иначе нельзя,— согласилась Катриона,— хотя если это кого-нибудь и обрадует, то только не ее. И напомню вам еще раз, что у меня есть только шиллинг и три полупенсовика.
— А я только один раз напомню вам,— сказал я,— что, к счастью, я с вами.
— Как будто я не об этом думаю все время! — воскликнула она и, как мне показалось, чуть-чуть сильнее оперлась на мою руку.— Вы мой самый лучший друг.
Глава 23
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГОЛЛАНДИИ
Раттельвагон — длинный крытый экипаж со скамьями — доставил нас в город Роттердам за четыре часа. К тому времени давно уже стемнело, но улицы были ярко освещены, и их заполняли прохожие самого причудливого и непривычного вида — бородатые евреи, чернокожие и толпы непотребных женщин, непристойно разодетых и прямо-таки вцеплявшихся в матросов. От гула голосов у нас зазвенело в ушах,
— Теперь все будет хорошо! — воскликнул я, глядя на мачты в темном небе.— Пройдемся по порту: мы обязательно встретим кого-нибудь, кто говорит по-английски, а в случае удачи так и сами отыщем «Розу».
«Розу» мы, правда, не отыскали, но зато около девяти часов вечера попали, так сказать, в объятия... Кого бы вы думали? Самого шкипера Сэнга! От него мы узнали, что переход до Роттердама занял на удивление короткое время, так как ветер все время оставался крепким и попутным, и все его пассажиры уже отправились дальше. Гнаться за мистером и миссис Гебби до Верхней Германии было немыслимо, и у нас не оставалось иного выбора, как обратиться за помощью к шкиперу Сэнгу. Он тотчас обещал подыскать какое-нибудь почтенное купеческое семейство, которое приютит Катриону на время, пока «Роза» будет грузиться, а потом он с радостью отвезет ее назад в Лит без всякой платы и сдаст с рук на руки мистеру Грегору. Едва договорив, шкипер увлек нас в вечернюю ресторацию поужинать, в чем мы, признаться, очень нуждались. Он был весьма любезен, но — что меня очень удивило — очень шумен и многословен. Причина этого вскоре открылась. Потребовав в ресторации рейнвейна, он принялся пить рюмку за рюмкой и вскоре неописуемо охмелел. А тогда, как случается со многими и многими мужчинами, и особенно с простыми грубыми моряками, он забыл всякую сдержанность, все правила приличия, какие прежде кое-как соблюдал, и повел себя с юной девушкой совершенно непозволительно: отпускал двусмысленные шуточки и с хохотом вспоминал, как она выглядела, когда вспрыгнула на борт. А потому я был вынужден без лишних слов увести ее оттуда.
Она уцепилась за мой локоть.
— Я не хочу тут оставаться, Дэвид,— сказала она.— Возьмите меня с собой. Вас я не боюсь.
— И правильно, мой дружочек! — воскликнул я, чувствуя, что к глазам у меня подступают слезы.
— А куда вы меня ведете? — спросила она.— Только не оставляйте меня одну! Никогда больше не оставляйте!
— И верно, куда же я вас веду? — сказал я и остановился, так как шел вперед, не разбирая дороги.— Дайте сообразить. Но я вас не оставлю, Катриона. Да покарает меня бог, если я окажусь вам слабой опорой или навлеку на вас беду!
Вместо ответа она теснее прижалась ко мне.
— Здесь,— продолжал я,— самое тихое место, какое мы только видели в этом шумном улье. Давайте сядем вон под тем деревом и обсудим, что нам делать дальше.
Дерево (навряд ли я его когда-нибудь забуду) стояло у самого конца порта. Ночь выдалась темная, но окна домов были освещены, а ближе мерцали фонари на неподвижных судах. По одну руку виднелось светлое марево над городом и слышался неясный гул многих тысяч голосов и шагов, а по другую — царил мрак и о борта плескалась вода. Я расстелил мой плащ на камне и усадил Катриону. Она не хотела отпустить мою руку и никак не могла успокоиться. Но мне необходимо было обрести ясность мысли; высвободившись, я начал расхаживать перед камнем «походкой контрабандиста», как мы говорим, и напрягал мозг в поисках выхода. Мысли мои были в полном беспорядке, и внезапно я вспомнил, что, в негодовании и спешке покинув ресторацию, мы оставили шкипера Сэнга расплачиваться за наш ужин. Мне стало смешно, так как я счел это достойным ему наказанием, и машинально я сунул руку в карман, где лежал мой кошелек. Возможно, его украли в проулке, пока мы пробирались сквозь толпу женщин, но, как бы то ни было, кошелька в кармане не оказалось.