Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)
Шрифт:
— Странное положение! — сказал он.— Очень, очень странное. Вы правы, нам следует объясниться.
С этими словами он прошел мимо меня в комнату, и, не могу отрицать, в это мгновение высокая фигура старого плута выглядела полной достоинства. Теперь его взгляду открылась моя комната, и я взглянул на нее его глазами. В окно падал луч утреннего солнца, освещая мою кровать, баулы и таз для умывания. Погасшая печь и некоторый беспорядок в моей одежде (на мне были только штаны и рубашка) дополняли впечатление убогости. Жилище это выглядело холодным, нищенским и отнюдь не подходило для девицы из благородной семьи. Тут же мне
Он еще раз оглядел комнату в поисках сиденья и, не найдя ничего другого, опустился на край кровати, а я, затворив дверь, вынужден был последовать его примеру. Чем бы ни кончился наш разговор, вести его следовало так, чтобы не разбудить Катриону, а для этого нам пришлось сесть рядом и не повышать голоса. Но какое странное мы, должно быть, являли зрелище! Он в широком плаще — самом подходящем костюме для моей простывшей комнаты, я стучу зубами в одной рубашке. У него вид неумолимого судьи, а я (не знаю уж, как я выглядел) испытываю все чувства человека у подножия эшафота.
— Ну? — спросил он.
— Ну...— начал было я, но не нашел, что сказать дальше.
— Итак, она здесь? — спросил он, но уже с некоторым нетерпением, которое помогло мне взять себя в руки.
— Она в этом доме,— ответил я.— И не отрицаю, что это можно назвать странным. Но вспомните, каким странным все обернулось с самого начала. Юная девушка высаживается на европейский берег с двумя шиллингами и тремя полупенсами. Она отыскивает в Хеллевутслейсе дом Спротта. Вы назвали его своим доверенным. Я же могу ответить только, что при одном упоминании вашего имени он разразился проклятиями и отказался что-нибудь сделать. Мне даже пришлось заплатить из собственного кармана, чтобы он позаботился о ее багаже. «Странное положение»,— сказали вы только что. Так вот, мистер Драммонд, поставить ее в такое положение, раз уж вы выбрали это слово, было варварством.
— Вот этого-то я и не могу понять,— заявил Джеймс.— Мою дочь поручили заботам весьма почтенных людей, чью фамилию я забыл.
— Их фамилия Гебби,— ответил я.— И без сомнения, мистер Гебби был обязан проводить ее на берег в Хеллевутслейсе. Но он не согласился, мистер Драммонд, и мне кажется, вам следует поблагодарить бога, что я оказался там и мог его заменить.
— В самое ближайшее время я побеседую с мистером Гебби,— сказал он.— А что до вас, то, по-моему, вам следовало бы подумать, что для подобных обязанностей вы слишком молоды.
— Но ведь речь шла не о выборе между мной и кем-нибудь еще! — воскликнул я.— Кроме меня, не было никого! Никто другой не вызвался проводить ее вместо меня, и должен признаться, не замечаю, чтобы вы были благодарны мне, хотя иначе она оказалась бы совсем одна в чужой стране.
— Прежде мне надо подробнее разобраться в том, чем я вам обязан,— ответил он.
— Ах так? А по-моему, это видно с первого взгляда,— сказал я.— Ваша дочь всеми покинута, брошена с двумя шиллингами в стране, языка которой не знает. Хорошенькое дельце, ничего не скажешь! Я назвал ее своей сестрой и заботился о ней так, как если бы это было правдой. Разумеется, мне пришлось пойти на кое-какие расходы, но, полагаю, о них не стоит упоминать. Они были необходимы для сохранения ее репутации, к которой я отношусь с величайшим уважением, и, по-моему,
— Вы молоды...— начал он.
— Вы уже мне это говорили! — воскликнул я с жаром.
— Вы очень молоды,— повторил он,— иначе вы понимали бы, что означает подобный поступок.
— Вам легко говорить! — вскричал я.— Но что мне оставалось делать? Пожалуй, я мог бы нанять какую-нибудь честную бедную женщину и поселить ее с нами, но, право же, мне это пришло в голову только сейчас! Да и где бы я нашел ее тут — я, иностранец? И позвольте напомнить вам, мистер Драммонд, что платить ей мне пришлось бы из собственного кармана. В конце концов все сводится именно к этому: я должен был тратить деньги, не считая, из-за вашей небрежности. И ей есть только одно объяснение: вы не любите свою дочь и так скверно о ней заботились, что бросили ее на произвол судьбы.
— Тому, кто живет в стеклянном доме, не следует швыряться камнями, — сказал он.— Прежде кончим расследовать поведение мисс Драммонд, а уж потом будем судить ее отца.
— На такой крючок я не попадусь,— ответил я.— Поведение мисс Драммонд не может требовать никаких расследований, и уж ее отцу это должно быть известно лучше всех! Как и мое! Потрудитесь это запомнить. У вас есть только два выхода. Либо поблагодарить меня, как один благородный человек другого, и прекратить этот разговор. Либо (если вы настолько щепетильны, что вас ни в чем убедить невозможно) возместить мне мои расходы и покончить с делом.
Он помахал рукой, словно успокаивая меня.
— Ну-ну,— сказал он.— Вы слишком торопитесь, мистер Бальфур, слишком торопитесь! Хорошо, что я научился терпению. И мне кажется, вы забыли, что я еще не видел своей дочери.
После этих слов мне стало легче на душе — тем более, что я заметил, как изменилась его манера держаться, едва речь зашла о деньгах.
— Мне кажется, будет приличнее (прошу извинить мою бесцеремонность: я должен буду одеться в вашем присутствии), если я уйду и дам вам возможность встретиться наедине,— сказал я.
— Чего я вам не извиню! — воскликнул он и притом весьма учтиво.
Это мне понравилось еще больше и, натягивая чулки, я вспомнил, каким попрошайкой он себя показал в приемной Престонгрейнджа, а потому решил одержать, как мне казалось, окончательную победу.
— Если вы намереваетесь задержаться в Лейдене,— сказал я,— то располагайте этой комнатой, а я без труда подыщу себе другую. Это ведь будет много проще и избавит вас от хлопот с переездом.
— Вот что, сударь,— сказал он, выпятив грудь,— я не стыжусь бедности, в которую вверг себя, верно служа моему королю. Я не скрываю, что мои дела довольно запутаны и в настоящую минуту уехать отсюда мне было бы затруднительно.
— До того времени, когда вы снесетесь со своими друзьями,— сказал я,— не сделаете ли вы мне честь считать себя моим гостем.
— Сударь,— сказал он,— когда я слышу прямодушное приглашение, я отвечаю на него столь же прямодушно. Вашу руку, мистер Дэвид! Вы внушаете мне большое уважение и принадлежите к тем немногим, от кого джентльмен может принять одолжение без дальних объяснений. Я старый солдат,— продолжал он, оглядывая мою комнату довольно брезгливо,— и вам не следует опасаться, что я стану вам в тягость. Слишком часто я ел на траве у дороги, пил из канав и кровом мне служили дождевые тучи.