Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)
Шрифт:
Понятно, что письма я нашел у себя в комнате, когда пришел обедать, и поведал о своих новостях, едва прочитав о них. Они приятно развлекли всех нас троих, и кто бы мог предвидеть, к каким дурным последствиям это приведет! По чистой случайности все три письма пришли в один день, и я вскрыл их в присутствии Джеймса Мора, но порожденные этой случайностью события (которые я, кстати, мог бы предвидеть, придержи я свой язык) были предопределены судьбой, еще когда Агрикола не приплывал в Шотландию, а Авраам не пускался в свои странствования.
Естественно, первым я прочел
— Не тот ли это Алан Брек, которого подозревали в аппинском убийстве? — осведомился он.
Я ответил, что да, тот самый, и он некоторое время не давал мне взяться за остальные два письма, расспрашивая, как мы познакомились, как Алан живет во Франции (о чем я знал весьма мало), а также о его предполагаемом приезде.
— Все мы, изгнанники, тяготеем друг к другу,— объяснил он.— А к тому же я знаком с этим джентльменом, и хотя происхождение его сомнительно и именоваться Стюартом он, собственно, не имеет права, в день Драмосси он снискал общее восхищение, показав себя истинным солдатом. Если бы некоторые, чьи имена можно не называть, вели себя так же, исход был бы не столь грустен. В тот день двое сделали все, что было в их силах, и потому нас навсегда связали узы доблести.
Я с трудом удержался, чтобы не показать ему язык, и почти пожалел, что Алан не случился рядом, чтобы поподробнее коснуться вопроса о своем происхождении. Впрочем, говорят, оно действительно окутано некоторым мраком.
Тем временем я развернул письмо мисс Грант и не сумел сдержать восклицания.
— Катриона! — вскричал я, впервые после приезда ее отца не назвав ее мисс.— Наконец-то я вступил во владение своим наследством! С этих пор я бесспорный лэрд Шоса. Мой дядя все-таки умер.
Она захлопала в ладоши и вскочила со стула, однако в следующую секунду нам обоим вспомнилось, как мало причин нам осталось для радости, и мы замерли, печально глядя друг на друга.
Но Джеймс тут же показал, что лицемерия ему не занимать стать.
— Дочь моя,— сказал он,— так-то моя кузина учила тебя приличным манерам? Мистер Дэвид лишился близкого родственника, и нам должно выразить ему наши соболезнования.
— Право, сударь! — воскликнул я гневно, повернувшись к нему. Я не стану делать печального лица. Весть о его смерти — одна из самых приятных в моей жизни.
— Такова философия хорошего солдата,— сказал Джеймс.— Это общий жребий, да, общий для нас всех. И если покойный вовсе не был вам дорог, тем лучше! Но во всяком случае, мы можем поздравить вас со вступлением во владение вашим поместьем.
— Я и с этим не могу согласиться,— ответил я с тем же гневом.— Поместье отличное, но к чему оно одинокому человеку, которому достаточно того, что у него есть? Я сейчас получаю доход, более чем достаточный для моих скромных нужд. И помимо его смерти, которой я, к моему стыду, радуюсь, не вижу, какую пользу и кому принесет эта перемена.
— Ну-ну! — сказал он.— Вас это известие поразило сильнее, чем вы готовы признаться, иначе вы не стали бы
Тут она бросила на него такой взгляд, что он сразу же переменил тему и заговорил о возвращенном мне родовом имении, с интересом меня расспрашивая, пока мы не кончили обедать. Но как он ни притворялся, уловки его были достаточно грубы и я знал, что последует дальше. Едва мы встали из-за стола, он прямо выдал свои намерения, отослав Катриону с каким-то поручением.
— Полагаю, ты вернешься не позже, чем через час,— добавил он,— и наш друг Дэвид не откажет составить мне компанию до твоего возвращения.
Она, не сказав ни слова, поспешила исполнить его приказание. Не знаю, догадывалась ли она, но думаю, что нет. Я же твердо знал, что последует, и постарался хорошенько собраться с мыслями.
Едва дверь за ней закрылась, как ее отец откинулся на спинку кресла и заговорил со мной, превосходно изображая спокойную непринужденность. Лишь одно выдавало его: крохотные капельки пота, вдруг заблестевшие у него на лице.
— Рад, что нам представился случай потолковать с вами наедине,— начал он,— поскольку наша первая беседа кое в чем ввела вас в заблуждение и я уже давно хотел объясниться с вами. Моя дочь выше всех подозрений. Как и вы. И я шпагой докажу это любому клеветнику. Но, милый Дэвид, мы живем в беспощадном мире, и кому это знать, как не мне, кого еще с дней моего покойного отца, господи упокой его душу, бессовестно чернили и чернят?
Мы должны посмотреть правде в глаза. Вы и я обязаны считаться с этим. Да, обязаны! — И он торжественно кивнул, словно проповедник на кафедре.
— В каком смысле, мистер Драммонд? — спросил я.— Будьте столь добры, перейдите прямо к делу.
— Да-да! — воскликнул он со смехом.— В этом весь ваш характер! То, что больше всего меня в нем восхищает! Но дело, любезный мой юноша, несколько щекотливо.— Он налил себе вина.— Впрочем, между нами, между такими добрыми друзьями, можно не опасаться недоразумений. Дело это, как вы, конечно, понимаете, касается моей дочери. И я сразу же хочу сказать, что нисколько вас не виню. В столь злополучных обстоятельствах что еще могли вы сделать? Я, во всяком случае, не знаю.
— Благодарю вас,— сказал я очень осторожно.
— Кроме того, я постарался узнать вас поближе,— продолжал он.— У вас много достоинств, вы обладаете сносным состоянием, что всегда неплохо, а потому... короче говоря, я с удовольствием могу сказать вам, что из двух возможных выходов решил избрать второй.
— Боюсь, я не слишком сообразителен,— заметил я.— Какие выходы имеете вы в виду?
Он грозно наклонился ко мне, оставив прежнюю небрежную позу.
— Мне кажется, сударь,— объявил он,— джентльмен в вашем положении не может не понимать, что либо я должен перерезать вам глотку, либо вы должны жениться на моей дочери.