Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)
Шрифт:
— Дружочек мой! — Я называл ее так снова и снова, воскрешая прошлое, и радуясь, и чуть-чуть отстраняясь, чтобы лучше ее видеть.— Дружочек мой, теперь вы моя, совсем моя, дружочек мой, а он больше не в счет!
Ее лицо внезапно побелело, и она отняла у меня свои руки.
— Дэви, увезите меня от него! — воскликнула она.— Что-то нехорошее происходит. Он вероломен. Происходит что-то нехорошее, и у меня сердце сжимается от ужаса. Какие могут быть у него дела с королевским кораблем? Что в этом письме? — Она показала мне пакет.— Боюсь, Алану грозит беда. Вскройте
Я взял пакет, посмотрел на него и покачал головой.
— Нет,— сказал я,— это мне противно. Я не могу вскрыть чужое письмо.
— Даже чтобы спасти своего друга? — вскричала она.
— Не знаю,— ответил я.— Наверное, нет. Будь я хотя бы уверен!
— Вам же надо только сломать печать! — сказала она.
— Конечно,— сказал я.— Но мне это противно.
— Так дайте его сюда,— сказала она.— Я сама его вскрою.
— Нет,— ответил я.— Вам этого и вовсе нельзя. Речь ведь идет о вашем отце, об его чести, жизнь моя, и в ней мы оба сомневаемся. Бесспорно, место здесь глухое, а у берега стоит английский военный корабль, и вашему отцу послано с него письмо, а офицер остался на берегу. И значит, не он один. С ним должны быть и другие. Наверное, за нами сейчас следят. Да, пакет необходимо вскрыть, но ни вам, ни мне этого сделать нельзя.
Я еще не успел договорить, удрученный мыслью об опасности и притаившихся поблизости врагах, как вдруг увидел Алана: он шел один среди дюн, по-видимому бросив выслеживать Джеймса. На нем, разумеется, был офицерский мундир, очень щегольской, но я невольно вздрогнул, подумав, как мало толку будет от этого мундира, если Алана схватят, бросят в шлюпку и доставят на борт «Морского конька» — дезертира, мятежника, а теперь еще и убийцу, приговоренного судом к смерти.
— Вон,— сказал я,— тот, у кого больше всех прав вскрыть письмо или не вскрывать его, как он сочтет за благо.
Я окликнул Алана, и мы выпрямились, чтобы он увидел, куда идти.
— Но если это так, если откроется новый позор... выдержите ли вы? — спросила она, устремив на меня пылающий взор.
— Мне задали почти такой же вопрос, когда я видел вас один-единственный раз,— сказал я.— Как, по-вашему, я ответил? Я сказал, что, если вы и дальше будете нравиться мне так же — только нравитесь вы мне теперь бесконечно больше! — я женюсь на вас даже у подножия виселицы.
Кровь бросилась ей в лицо, она прижалась ко мне, держа меня за руку, и так, почти обнявшись, мы ждали, пока Алан не подошел к нам. На лице у него играла лукавая улыбка.
— Ну, что я тебе говорил, Дэвид? — сказал он.
— Всему свое время, Алан,— ответил я.— И сейчас нам не до шуток. Что ты узнал? Можешь говорить прямо, она наш друг.
— Эту прогулку я совершил понапрасну,— сказал он.
— Ну, так мы оказались удачливее,— начал я.— Суди сам, насколько важно то, что нам удалось узнать. Вон посмотри! — добавил я, указывая на корабль.— Это «Морской конек» под командованием капитана Пел-лисера.
— Уж этот корабль я и в темноте опознал бы,— заметил Алан.— В Форте он мне порядком намозолил глаза. Но чего ему понадобилось так
— Зачем он вообще сюда подошел, я тебе сейчас объясню,— сказал я.— Чтобы доставить вот это письмо Джеймсу Мору. Ну, а почему он сейчас ждет, в чем тут дело, и для чего в дюнах прячется офицер с него, и один ли он там, попробуй сам догадаться.
— Письмо Джеймсу Мору? — переспросил он.
— Ему самому,— сказал я.
— Ну, я могу кое-что добавить,— продолжал Алан.— Вчера ночью, пока ты крепко спал, я слышал, как он переговаривается с кем-то по-французски, а потом дверь харчевни отворилась и затворилась.
— Алан! — воскликнул я.— Ты всю ночь спал без просыпу, чему я свидетель!
— Так-то так, но я бы не стал особенно доверять Алану, и когда он бодрствует, и когда спит! — сказал он.— Но дело как будто скверно. Поглядим, что в письме.
Я протянул ему пакет.
— Катриона,— сказал он,— прошу у вас прощения, душа моя, но ставка тут — мои бренные косточки, а потому я должен сломать эту печать.
— Я ничего другого и не хочу,— ответила она.
Он вскрыл пакет, прочел письмо и взмахнул рукой.
— Хорек проклятый! — воскликнул он и сунул бумагу в карман.— Надо собирать вещи. Не то мне здесь и конец.
Он пошел в сторону харчевни.
Первой молчание нарушила Катриона.
— Он вас продал?
— Продал, душа моя,— ответил Алан.— Но, благодаря вам и Дэви, я его еще одурачу! Только дайте мне вскочить на моего коня!
— Катриона едет с нами,— сказал я.— Она не должна больше иметь никакого дела с этим человеком. Мы с ней решили пожениться.
При этих словах она прижала мою руку к боку.
— Вот как? — воскликнул Алан, оглядываясь через плечо.— Ну молодцы! И, детки мои, парочка из вас выйдет красивая!
Тропинка, которую он выбрал, привела нас к мельнице, и я увидел, что какой-то человек в матросских брюках, прячась за ее углом, наблюдает за тропинкой. Но только мы-то зашли ему со спины.
— Алан, видишь? — шепнул я.
— Ого-го! — сказал он.— Ну, это мое дело.
Матрос, несомненно, несколько оглох от скрипа мельницы, и мы были уже совсем рядом, когда он что-то заподозрил и обернулся. Это оказался рыжий детина с багрово-красной физиономией.
— По-моему, сэр, вы говорите по-английски,— сказал ему Алан на этом языке.
— Нон [58] , мусью,— ответил детина с неописуемым акцентом.
— «Нон, мусью»...— передразнил его Алан.— Так-то вас обучают французскому на «Морском коньке»? Вот попробуй шотландского сапога, английская ты безмозглая скотина!
И, бросившись на матроса, прежде чем тот успел опомниться, он дал ему такого пинка, что бедняга клюнул землю носом. Алан, отступив на полшага, с яростной улыбкой смотрел, как он кое-как поднялся и опрометью бросился к дюнам.
58
Нет (франц.).