Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)

Стивенсон Роберт Льюис

— Пора мне убираться подальше от этих пустынных мест! — заметил Алан и быстро зашагал к задней двери харчевни. Мы еле поспевали за ним.

По воле судьбы, переступив порог, мы лицом к лицу столкнулись с Джеймсом Мором, который только что вошел в другую дверь.

— Быстрее! — сказал я Катрионе.— Бегите наверх и уложите свои вещи. Вам не следует быть при том, что здесь произойдет.

Джеймс с Аланом сошлись на середине длинной залы. Катриона проскользнула мимо них к лестнице, на ступеньках обернулась и еще раз поглядела на них, но не остановилась. А поглядеть

на них стоило! Алан шел навстречу Джеймсу Мору с самым учтивым и дружеским выражением, и все же с таким воинственным, что Джеймс учуял опасность, как люди чуют занявшийся в доме пожар, и замер на месте, готовый ко всему.

Время бежало. Алан находился среди врагов в пустынном месте, где некому было прийти ему на помощь. Такое положение смутило бы и Цезаря, но он нисколько не переменился и начал разговор с обычной веселой насмешливостью.

— Еще раз желаю вам доброго дня, мистер Драммонд,— сказал он.— Так какое же у вас ко мне дело?

— Ну, разговор этот секретный и долгий,— ответил Джеймс.— И я думаю, прежде нам следует перекусить. Торопиться некуда.

— Разве? — сказал Алан.— Да нет, либо теперь, либо никогда. Мы с мистером Бальфуром получили некое известие и собираемся в дорогу.

Я уловил в глазах Джеймса легкое удивление, но он сумел взять себя в руки.

— Мне достаточно произнести одно слово, и вы думать об отъезде забудете,— сказал он.— Просто назвать свое дело.

— Так назовите! — воскликнул Алан.— Теперь же. Дэви нам не помеха.

— Оно обогатит нас обоих,— сказал Джеймс.

— Да неужто! — вскричал Алан.

— Можете не сомневаться, сударь,— подхватил Джеймс.— Говоря попросту, это клад Клюни.

— Быть того не может,— ахнул Алан.— Вы что-нибудь про него узнали?

— Мне известно место, мистер Стюарт, и я могу вас туда проводить,— сказал Джеймс.

— Лучше некуда! — заметил Алан.— Ну и рад же я, что приехал в Дюнкерк! Вот, значит, какое у вас ко мне дело? Каждому, полагаю, по половине?

— Да, дело это,— ответил Джеймс.

— Отлично,— сказал Алан и продолжал тем же тоном детского любопытства: — А «Морской конек» к нему отношения не имеет?

— Что-что? — переспросил Джеймс.

— И тот молодец, которому я только что дал пинка у мельницы? — добавил Алан.— Фу! Довольно вранья! У меня в сумке письмо Пеллисера. Тут тебе и конец, Джеймс Мор. Больше ты уже не посмеешь втираться к честным людям!

Джеймс растерялся. Он побледнел и мгновение стоял, как каменный, а затем запылал злобой.

— Ты смеешь так со мной говорить, ублюдок? — взревел он.

— Подлый боров! — крикнул Алан и отвесил ему звонкую пощечину. И сразу же их клинки скрестились.

Едва сталь лязгнула о сталь, как я невольно отпрянул. Но тут же увидел, как Джеймс парировал удар в самый последний миг — я даже подумал, что он убит. Тут мне пришло в голову, что он — отец Катрионы и потому почти мой собственный, и, выхватив свою шпагу, я бросился к ним.

— Назад, Дэви. Ты с ума сошел! Черт тебя побери! Назад! — рявкнул Алан.— Ну, так сам будешь виноват!

Я дважды разъединял их клинки.

Меня отшвырнули к стене, но я опять встал между ними. Словно не замечая меня, они наносили удары, как безумные. Не понимаю, каким образом меня не закололи или я сам не заколол одного из этих двух Родомонтов. Все происходило словно во сне, но тут со стороны лестницы донесся пронзительный крик, и Катриона заслонила своего отца. В тот же миг острие моей шпаги во что-то воткнулось, и, отдернув ее, я увидел, что кончик побагровел. А платок Катрионы, завязанный на шее, покраснел от крови. И я замер, вне себя от ужаса.

— Вы же не убьете его у меня на глазах! — вскричала она.— Все-таки я его дочь!

— Душа моя, я кончил,— сказал Алан и сел на ближайший стол, скрестив руки, но по-прежнему сжимая в правой обнаженную шпагу.

Она продолжала стоять, как стояла, грудь ее тяжело вздымалась, глаза были широко открыты. Внезапно она повернулась лицом к отцу.

— Уходи! — крикнула она.— Унеси с собой свой позор, а меня оставь с чистыми людьми. Я дочь Альпина! Ты покрыл стыдом сынов Альпина! Уходи!

Это было сказано с такой страстью, что я очнулся от оцепенения и на миг даже забыл о своей окровавленной шпаге. Они стояли друг против друга, у нее на платке расплывалось красное пятно, а он был белей полотна. Я достаточно хорошо знал его и понимал, как больно хлестнули его эти слова, но он тут же прибегнул к браваде.

— Ну, что же,— сказал он, вкладывая шпагу в ножны, однако поглядывая на Алана,— если эта стычка кончена, я возьму мой саквояж...

— С саквояжем отсюда уйду только я,— перебил его Алан.

— Сударь! — вскричал Джеймс.

— Джеймс Мор,— продолжал Алан,— эта барышня, ваша дочь, выходит замуж за моего друга Дэви, а потому я отпускаю вас с целой шкурой. Но послушайте моего совета и убирайтесь отсюда, пока она невредима! Как ни странно, но и у моего терпения есть предел.

— Черт вас побери, сударь! — крикнул Джеймс.— В нем же все мои деньги!

— Досадно, конечно,— ответил Алан с самой своей веселой улыбкой,— только, видите ли, они теперь мои.— Затем он добавил уже серьезно: — Убирайтесь-ка отсюда поскорее, Джеймс Мор, покуда можно.

Джеймс поколебался, но, по-видимому, ему не хотелось вновь скрестить шпаги с Аланом,— во всяком случае, он внезапно снял шляпу и сказал нам несколько прощальных слов с лицом грешника в аду. А потом он ушел.

И тут с меня словно спали чары.

— Катриона! — вскричал я.— Это моя шпага... Вы сильно ранены?

— Я знаю, Дэви, и еще больше люблю вас за эту боль. Ведь вы защищали этого дурного человека, моего отца! Поглядите! — воскликнула она и показала мне кровоточащую царапину.— Поглядите, вы сделали из меня настоящего солдата, и я с честью буду хранить следы этой раны!

От радости, что все обошлось царапиной, от восторга перед ее храбростью я совсем утратил власть над собой. И обнял ее, и поцеловал в ранку.

— А я что же, останусь без поцелуев, хотя до сих пор ими меня никто не обделял? — сказал Алан, отстранил меня и взял Катриону за плечи.