Похищенный. Катриона (илл. И. Ильинского)
Шрифт:
— Я вижу, дудеть вы умеете,— сказал Алан и, взяв у своего соперника инструмент, повторил мелодию в точности, как играл ее Робин, а затем перешел к вариациям на ту же тему, украшая ее переливами, которые так любят волынщики.
Мне понравилось, как играл Робин, но игра Алана привела меня в восторг.
— Что ж, недурно, мистер Стюарт,— заметил Робин.— Но ваши трели нестройны. Вы слабы в композиции.
Кровь кинулась в лицо Алану.
— Я слаб в композиции?! — вскричал он.— Я уличаю вас во лжи, сударь!
— Коли вы хотите переменить волынку на шпаги, то, стало быть, здесь вы признаете себя побежденным.
—
— Право, не понимаю, зачем вовлекать кого бы то ни было в наш спор. Вы гораздо лучший судья в этом деле, нежели любой Макларен из Балкухиддера. Должен признать, что для Стюартов ваша игра порядочна. Передайте-ка мне волынку.
Алан передал волынку, и Робин начал повторять и исправлять вариации Алана. Слух у него был и впрямь замечателен.
— Да, вы знаете толк в музыке,— мрачно промолвил Алан.
— А теперь рассудите сами, мистер Стюарт,— сказал Робин Ойг и, вновь заиграв вариации, так искусно преобразил их, придал им такую свежесть, так виртуозно, легко взял трели, что я был поражен.
Между тем лицо Алана потемнело и запылало. Он сидел, глядя перед собой, погруженный в свои сердитые думы, и в рассеянии кусал ногти, причем вид у него был такой, как будто ему нанесли оскорбление.
— Довольно! — наконец воскликнул он.— Вижу, играть вы умеете. Можете быть удовлетворены.
Он хотел было встать, но Робин Ойг вытянул руку, прося внимания, и тотчас заиграл медленные вариации шотландской песни. Это была прекрасная музыка, исполненная благородной величавости, к тому же, как потом оказалось, песня эта родилась в Аппине среди Стюартов и была любимой мелодией Алана. Едва раздались первые протяжные звуки, Алан изменился в лице, а когда темп стал нарастать, он, казалось, пришел в волнение и вскоре на лице его не осталось и следа злобы, он весь погрузился в музыку.
— Робин Ойг,— промолвил он, когда музыка смолкла,— поистине вы великий музыкант. Я не достоин играть в вашем обществе. Клянусь честью, у вас в одном только мизинце музыки больше, чем во всей моей голове. И хотя меня все никак не покидает мысль, что я, быть может, сумел бы показать вам другую музыку — музыку моего клинка, говорю вам наперед: это будет нечестно. У меня рука не поднимется убить человека, который так прекрасно играет на волынке. Нечестно это будет, не по совести!
На этом ссора была забыта; ночь напролет лился рекою броз, и волынка переходила из рук в руки. Солнце было уже высоко, а трое гуляк сильно навеселе, когда наконец Робин опомнился, что ему время домой.
Глава 26
КОНЕЦ СКИТАНИЙ. МЫ ПЕРЕПРАВЛЯЕМСЯ ЧЕРЕЗ ФОРТ
Итак, не прошло и месяца, как я уже был на ногах. Была уже середина августа, стояла чудесная, теплая погода, обещавшая ранний и обильный урожай. К этому времени деньги наши настолько поубавились, что нужно было торопиться в дорогу, чтобы как можно скорее поспеть к мистеру Ранкейлору, на которого я возлагал все надежды. В противном случае нас ожидала голодная смерть. По мнению Алана, наши преследователи искали нас уже без былого усердия, и берег реки Форт, включая
— Главный принцип военного искусства,— говорил Алан,— идти туда, где тебя вовсе не ждут. Ох этот Форт, кабы не он! Да, не зря говорится, что Форт укрощает дикого горца. Если мы попытаемся обогнуть его верховья и выйти на Равнину через Киппен или Бальфрон, то как раз там-то они нас и ждут-поджидают. А мы возьмем да и пойдем через мост в Стерлинге. Клянусь этим клинком, все выйдет как нельзя лучше.
Итак, мы двинулись вниз по течению Форта и к вечеру достигли дома, где проживал родственник Дункана, Макларен из Стратшира. На другой день, вечером двадцать первого августа, мы снова пустились в дорогу и поутру расположились на ночлег на склоне Ям-Вара неподалеку от пасущегося оленьего стада. Отроду мне не доводилось спать так сладко, как в это утро; воздух был напоен солнцем, сладко и горячо пахла трава. Вечером мы дошли до речушки Алан-Уотер, двинулись вниз по ее течению и наконец с обрыва холма увидели перед собой огромную равнину, на которой раскинулся Стерлинг. Посреди равнины на высоком холме стоял замок, вся излучина Форта залита была лунным светом.
— Ну вот, твои края пошли, не знаю, право, как тебе это нравится,— заметил Алан.— Час назад мы пересекли границу между Верхней и Нижней Шотландией. Кабы еще переправиться через Форт, то тогда, считай, фортуна нам улыбнулась, можно кричать «ура». Дальше-то путь свободен.
На Алан-Уотере, в том месте, где он сливается с Фортом, нашли мы песчаный островок, поросший лопухами, белокопытником и другими травами, в гуще которых можно было укрыться от постороннего глаза. Здесь мы и расположились. С этого места открывался вид на Стерлингский замок. До нашего слуха доносилась барабанная дробь: в гарнизоне, как видно, шли военные занятия. В поле по эту сторону реки работали косцы: звенели косы, с лязгом ходили бруски по лезвиям. Презрев осторожность, мы с шепота перешли на полный голос. Песок на острове приятно прогрелся, в зеленой растительности нас было не видно, еды и питья было вдоволь, а главное, мы были почти у цели.
Как только стемнело и косцы разошлись по домам, мы вышли на берег и полем вдоль заборов двинулись в сторону Стерлингского моста.
Мост находился вблизи холма, на котором стоял замок,— старинный высокий узкий мост с башенками. Легко себе вообразить, с каким воодушевлением я смотрел на него: не только по причине исторической его ценности, но прежде всего потому, что этот мост был для нас вратами спасения. Месяц еще не взошел, вдоль фасада крепости и внизу, в городских домах, светились огни. Все было тихо; казалось, что на мосту нет даже стражи.
Я хотел уже было подняться на мост, но Алан проявил большую осторожность.
— Что-то очень уж тихо,— заметил он.— Переждем пока здесь, у рва, а там будет видно.
С четверть часа мы пролежали у дамбы, шепотом переговариваясь между собой, слыша, как плещутся волны о быки моста. Вскоре возле нашего укрытия остановилась старуха с палкой, постояла, поохала, повздыхала, сетуя на нелегкую жизнь и утомительную дорогу, и пошла дальше, взбираясь на крутую насыпь. Было довольно темно, и мы потеряли старуху из виду; слышались только ее удаляющиеся шаги, стук палки и отрывистый кашель.