Похищенный
Шрифт:
– Вначале он был забавным. На английском он говорил лучше всех нас. Любил разглагольствовать. Но даже в Германии, подростком, он уже промышлял на черном рынке. И здесь он принялся жульничать: взял полторы тысячи у матери моего Карла, чтобы вложить их в несуществующую пирожковую компанию, потом взял у нее еще три тысячи, якобы для того, чтобы купить на них меха.
– Кругленькая сумма, – заметил я.
– То, что она скопила за всю жизнь, – с горечью проговорила Герта. – И у моей матери он выклянчил все ее сбережения – четыре тысячи
«Тысячи» у нее получилось как «дысячи».
– И у Эрики он тоже брал деньги, – сказала она. – Только я не знаю сколько.
– У Эрики? – спросила Эвелин.
– У моей сестры, – сказала она. – И у всех наших друзей – тысячу долларов здесь, тысячу – там. И знаете что? Мы думали, что он богат. Он всегда говорил, что имеет как минимум тридцать тысяч долларов. Но у него были еще друзья, которые считали его бедным! Я слышала, что когда он съехал отсюда, он сказал этим друзьям, будто его выселили! Что ему приходилось спать где попало – в «Гувервилле» [14] , на скамейках на вокзале «Грэнд Сентрал Стэйшн». Таким образом он пытался их задобрить и выманить у них денег.
14
Скопление лачуг на краю города, где в тридцатых годах проживали безработные.
– Вот пройдоха, – сказал я.
– Я вам скажу, как я догадалась, что у него есть друзья, которых он с нами не знакомил. Когда Иззи садился на пароход, отправлявшийся в Европу, мы с Эрикой решили сделать ему сюрприз и поднялись на борт, чтобы проститься с ним. Поднимаемся мы на борт и видим, что Иззи разговаривает с четырьмя или пятью незнакомыми нам мужчинами, но заметно, что они его друзья. Иззи увидел нас, и его лицо побелело как мел; он с сердитым видом подошел к нам и говорит: какого черта вы тут делаете, девчата? Я говорю ему: ну тебя к черту, Иззи. Мы пришли, чтобы сделать тебе сюрприз, чтобы проститься с тобой, а ты еще недоволен, ублюдок! Ну и нахал же ты! Он извинился, показал нам свою каюту, но потом сказал, что занят, и быстро выпроводил нас с парохода.
– Он обманывал всех, – сказал я. – Брал деньги у ближайшего окружения, разыгрывая из себя крупного вкладчика, и «доил» других, сетуя на свою бедность.
– Ему верили, – Герта пожала плечами. – Но он был странным типом.
– Почему странным? – спросила Эвелин.
– Ну, я никогда не видела его с женщинами. Когда я познакомилась с ним, он показался мне... ну, привлекательным, что ли. Он был как маленький мальчик. Но... ах... кажется, я его не интересовала. Многим мужчинам я нравлюсь. Я не хвастаюсь, но...
– Я вам верю, – сказал я.
– И еще эта безумная религия...
– Какая, иудаизм?
– Нет! – она усмехнулась. – Духи и тому подобное.
– Духи?
– Ну как их называют? Сейчас вспомню. А, спириты.
Я выпрямился, задев стол;
– Расскажите поподробнее.
Она пожала плечами:
– Он ходил в эту церковь. Впрочем, даже не церковь, а просто помещение на первом этаже дома, где стояли скамьи и все прочее. Я слышала, они там занимались всякой ерундой.
– Какой, например?
– Ну, как это называют? Устраивали сеансы. Вы знали, что Иззи Фиш был знаком с этой девицей, Вайолет Шарп?
Мы с Эвелин обменялись быстрыми взглядами.
– Горничная, Вайолет Шарп, которая покончила с собой, – продолжала она, – и этот старик, кажется, он был дворецким Линдбергов. Они часто бывали в этой церкви. Я думаю, они были ее членами.
– Одного из дворецких звали Септимус Лэнкс, – сказал я, неожиданно разволновавшись.
– Нет, того, кажется, звали по-другому.
– Оливер Уэйтли?
– Да, правильно.
Эвелин со стуком опустила чашку на стол.
– Это важно, Герта, – сказал я. – Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Она пожала плечами.
– Меня никто не спрашивал, – она смущенно опустила голову. – Я не хотела причинять Ричарду неприятности.
– Неприятности?
– Если бы узнали, что Фиш был знаком с этими людьми Линдберга... ну... Карл подумал, что лучше ничего не рассказывать.
– Но эти сведения помогли бы подтвердить слова Хауптмана о Фише.
Она печально покачала головой:
– Никто не верил в «версию Фиша». Как бы они помогли? Они только навредили бы. У меня закружилась голова.
– Где находилась эта церковь?
Она отдернула занавеску и показала пальцем:
– Через дорогу. Здесь рядом.
– Через дорогу?
– Иззи всегда говорил, что там очень интересно. Церковь эту называли Спиритуалистской церковью на 127-й стрит... Мистер Геллер? Нейт?
Я поднялся и посмотрел в окно. Сердце мое забилось быстрее.
– Она по-прежнему находится здесь?
– Не думаю. Вероятно, они переехали...
– Спасибо, Герта. Вы были очень добры. – Я кивнул Эвелин, которая поняла меня и тоже встала. – Возможно, мы вернемся...
– Я уверена, Карл с радостью поговорит с вами, – сказала она, провожая нас к двери. – Если пожелаете поговорить со мной наедине, Нейт, то я все время здесь, почти все время... иногда я помогаю Анне.
У двери я на прощание пожал Герте руку, и вскоре мы уже шли по тротуару. Эвелин сказала:
– Что за спешка? Что происходит?
– Я готов волосы на себе рвать, – сказал я. – Как же я мог не сообразить?
– Сообразить что?
Я поднял крышку багажника машины, открыл свой чемодан и, отыскав в нем записную книжку, которой пользовался еще в 32-м году, начал быстро, словно картежник, тасующий карты, перелистывать страницы.
– Нашел, – сказал я, указывая пальцем на строчку в записях. – Адрес: 127-я стрит, 164. Черт! Как же я не догадался?!
– Не догадался о чем?!