Похищенный
Шрифт:
– Слушайте меня внимательно. Сегодня во второй половине дня приезжайте ко мне в Чеви-Чейс. Будьте очень, очень внимательны на дороге. Убедитесь, что за вами никто не следит. Я буду ждать вас в своем доме в половине третьего.
Мы услышали щелчок – он положил трубку.
Она посмотрела на меня, продолжая держать в руке трубку:
– Разумеется, я поеду.
– Не одна, – я сжал ее плечо. – Может повториться «несчастный случай», который произошел с Мод Кинг.
– Тогда поедем со мной. Он не сказал, что я не могу взять с собой своего шофера.
Итак,
Однако ворота оказались открытыми – нас ждали или по крайней мере Эвелин – и я встал позади нее, держа в руках свою водительскую кепку, когда она позвонила у дверей. Дверь открыл высокий, стройный, симпатичный юноша лет шестнадцати в аккуратно сидящих на нем свитере с ромбовидным рисунком и серых брюках.
– Мы пришли к мистеру Минзу, – улыбнувшись, проговорила Эвелин.
Мальчик кивнул; его большие карие глаза глядели простодушным взглядом.
– Пожалуйста, входите, – сказал он, и мы вошли. Интерьер дома был таким же опрятным, как одежда мальчика. Красивая обстановка в колониальном стиле свидетельствовала о том, что живут в нем люди если и не богатые, то уж во всяком случае зажиточные.
– Кажется, отец ждет вас, – сказал мальчик.
В этот момент послышался густой голос Минза:
– Эй там, привет! Поднимайтесь наверх!
Оставив мальчика, мы поднялись по лестнице, и на площадке нас встретил Минз. В отличие от своего дома и сына, выглядел он ужасно: коричневый костюм – мятый, галстук – незатянутый, глаза воспаленные, изо рта несет спиртным, лицо красное и потное. Он провел нас в загроможденный мебелью кабинет мимо стола, на котором лежало изобретение, достойное полотна карикатуриста Руба Голдберга, – длинная доска с прикрепленными к ней четырьмя батарейками, большой лампой и отражателем.
Крупный круглолицый ублюдок тяжело опустился в кресло позади беспорядочно заваленного различными предметами стола.
– Боже, Одиннадцатый, вчера ночью мы едва унесли ноги!
– Что вы имеете в виду, Минз?
– Называйте меня Хоганом, Одиннадцатый. Я настаиваю на этом. Мы будем разговаривать в присутствии вашего шофера?
– Я же агент номер Шестнадцать, – сказал я. – Помните?
– Если вы полицейский шпион, – загадочно проговорил Минз, – ребенок Линдбергов окажется в незавидном положении.
– Расскажите нам о своем чудесном спасении, – сказал я.
Я отыскал
– Я ездил туда, где находится ребенок, – мрачно проговорил Минз, наклонившись вперед и сложив руки, как для молитвы.
– Куда это? – спросила Эвелин.
– Этого я не могу вам сказать, – ответил Минз, с сожалением покачав своей массивной лысой головой. – Я дал слово этим преступникам, что никому не открою их местонахождение. Могу только сказать, что это место находится в пределах ста миль от Вашингтона.
– Вы его видели? – тихо спросила Эвелин. – Вы видели Чарльза Августа Линдберга-младшего?
– Да, – спокойно ответил Минз. Ямочки на его щеках были такими же очаровательными, как попка младенца. – Я брал ребенка на руки. У него голубые глаза, светлые волосы. На нем были вязаная шапочка, желтовато-коричневое пальто, коричневые ботинки и белые чулки. Его возраст и внешность совпадают со всем, что я видел и слышал об этом ребенке.
Эвелин посмотрела на меня тоскующими глазами – ей хотелось верить этому.
– А как насчет чудесного спасения? – спросил я.
Минз сузил глаза, вскинул голову и подался вперед.
– Вчера ночью в районе полуночи мы выехали из штаб-квартиры банды в двух машинах. Я ехал в ведущей машине. Лис с ребенком сидел во второй. Я должен был следить за дорогой на случай, если появится полиция. Увидев, что полицейские останавливают машины и обыскивают их, я должен был использовать свое изобретение, – он указал на лежащую на столе штуковину, – ... и дать сигнал машине сзади, где находился Лис с ребенком. Я должен был зажечь свет три раза.
Эвелин бросила на меня многозначительный взгляд; она казалась взволнованной. Она верила ему.
– Примерно в три часа утра, – продолжал Минз, – когда мы были уже совсем близко от Фар-Вью, я увидел впереди полицейского, останавливающего машину. Я три раза зажег свет на своем изобретении, и машина сзади повернула и поехала назад.
– Назад? – спросил я.
– В укрытие, – произнес он с драматическими интонациями в голосе.
Этому парню следовало работать диктором радио.
– В укрытии, – продолжал он, – Лис и остальные парни нервничали, как тараканы на свету. Лис сказал, что соглашение о передаче ребенка в Фар-Вью окончательно отменяется.
Эвелин посмотрела на меня с беспокойством и заметила мой скептицизм. Она повернулась к Минзу и сказала:
– Мне это кажется очень подозрительным...
Минз принял обиженный вид. Затем молча, двигаясь подчеркнуто медленно, он выдвинул ящик стола и достал из него пакет из оберточной бумаги, скрепленной красным сургучом.
– Вот ваши сто тысяч. Одиннадцатый, – сказал он. – Забирайте ваши деньги, если хотите выйти из игры.
Эвелин покачала головой.
– Я не хочу выходить из игры, пока существует хоть малейшая возможность, что мы сможем вернуть ребенка родителям. Я продолжаю игру.