Похищенный
Шрифт:
Линдберг положил руки на штурвал, вздохнул удовлетворенно и включил на полную мощность двигатели Сикорского. Мы начали подниматься в воздух, и я почувствовал, как мой желудок уходит в пятки. Ретроспективно я осознал, что взлет был плавным, однако в тот миг мне показалось, что все гайки, болты и винты, скрепляющие этого механического зверя, разлетаются в разные стороны. Рев пары двигателей был оглушающим, и когда Линдберг медленно развернул воздушное судно над полем, я с радостью подумал о том, что не успел позавтракать.
Линдберг направил самолет в сторону
Я пытался успокоить себя мыслями, что за штурвалом сидит самый знаменитый в мире летчик. Тебе повезло, говорил я себе, что свое первое воздушное путешествие ты совершаешь в самолете, которым управляет такой летчик. И в то же время я понимал, что этот самый летчик является одним из самых безрассудных и бесшабашных авиаторов, каких знал свет.
В конце концов, когда гудение самолета и даже вибрация моего сиденья начали меня убаюкивать, я посмотрел в окно на спокойную синюю мерцающую поверхность пролива. Его вид тоже навевал на меня сон. Сверху мир казался несколько абстрактным, состоящим лишь из цвета, очертаний и узоров. День был на удивление ясным – идеальный день для поисков. В кабине, как по заказу, было достаточно прохладно, чтобы молоко в бутылке не прокисло.
Только я успокоился, как заговорил Кондон. Я не мог различить его слов, но произносил он их сосредоточенно и с серьезным видом.
Через некоторое время я похлопал Айри по плечу, он наклонил голову назад, и я сказал:
– Скажите мне, о чем бормочет этот старый хрыч?
– Читает выдержки, – ответил Айри, глаза которого были стеклянными.
– Выдержки?
– Из Песни Соломона.
Неожиданно грохот двигателей Сикорского показался мне благодатью.
Несмотря на то что я сидел сзади, мне хорошо были видны оба пилота, и через какое-то время я заметил, что Линдберг передал рычаг управления Брекинриджу. Это было почти облегчением для меня, поскольку из этих двух полковников именно Брекинридж производил впечатление уравновешенного человека, и я мог не опасаться, что он начнет демонстрировать фигуры высшего пилотажа.
Однако почти сразу после этого мы начали терять высоту.
Это чертово судно начало падать как камень.
– Слим! – воскликнул Брекинридж, пытаясь скрыть охватившую его панику. – Я хочу набрать высоту, а он...
Линдберг немедленно взялся за штурвал, выровнял самолет и вновь уступил штурвал Брекинриджу. Я заметил, что Линди слегка улыбается. Брекинридж сделал глотательное движение, выражение лица у него было недоуменным.
А я, разумеется, уже давно умер от сердечного приступа.
Немного погодя Брекинридж снова закричал:
– Я пытаюсь повернуть вправо, а он поворачивает влево! Что, черт возьми, с ним случилось?..
Линдберг вновь взял управление на себя и легко повернул самолет, накренив его, направо.
Брекинридж внимательно посмотрел
– Ах ты плут!
Плут?
Тут Линдберг не выдержал и начал смеяться. Я никогда не слышал, чтобы он смеялся, чтобы он так смеялся.
Брекинридж смотрел на него с улыбкой.
– Ты переключил провода на этой машине, когда осматривал ее.
Смех Линдберга, заполнивший кабину, заглушил даже шум двигателей. Он смеялся так же заразительно, как студент колледжа, живущий в общежитии, который увидел, что на вошедшего к нему в комнату приятеля вылился кувшин воды. Айри посмотрел на меня – лицо его было белее, чем его рубашка. Кондон, кажется, молился.
Линдберг наклонился, что-то отрегулировал под приборной панелью, напротив Брекинриджа, и сказал:
– Я тебя достал. Генри. Я тебя достал.
– Ах ты негодник! Ах ты плут!
– Ах ты сукин сын! – сказал я.
Линдберг обернулся и посмотрел на меня сперва испуганно, потом смущенно.
– Я не хотел пугать вас, Нейт. Просто время от времени я люблю пошутить над Генри.
– Имейте в виду, что я не взял с собой запасного нательного белья, о'кей?
– О'кей, – отозвался Линди, смущенно улыбнувшись. – Я прошу прощения. Забыл, что это ваш первый полет.
Я положительно воспринял то, что в Слиме проснулся известный специалист по розыгрышам, но не выразил большого восторга по этому поводу. Я закрыл глаза. Даже поспал немного.
Разбудил меня голос Айри, который сказал мне:
– Приехали.
Я посмотрел в окно и увидел внизу пятно на синем фоне.
– Это остров Каттиханк, – сказал Айри. – Первый из группы островов, носящих имя Элизабет.
Самолет начал падать, и мой желудок кувыркался. Тем не менее, я продолжал смотреть вниз, где полдюжины точек начали превращаться в катера береговой охраны; стали заметны также фигурки военных моряков. Линдберг убавил газ настолько, что я сумел разглядеть несколько судов, покачивающихся на якоре недалеко от берега. Скоро мы летели уже так низко что едва не касались крыльями воды; затем двигатели снова набирали обороты, когда Линди поднимал самолет и разворачивал его, чтобы снова опуститься.
В конце концов я привык к этому; я действительно привык к этому. И с тех пор я уже никогда не боялся летать на самолетах – ведь я пережил бреющий полет с отчаянным летчиком-асом за штурвалом, когда мы играли в салки с покачивающимися мачтами судов.
В течение шести часов мы делали круги, взмывая вверх и падая вниз, чтобы пролететь над десятками судов и прогулочных яхт, однако мы так и не увидели «небольшое зудно „Нелли“».
Около полудня Линдберг покинул район поисков; некоторое время гидроплан с ревом летел строго вперед и затем снова начал спускаться; из окна я увидел на поверхности воды белые барашки, и еще через пару минут мы приземлились в бухте Баззарда. По воде мы подъехали к острову Каттиханк, и я был счастлив ступить ногой на относительно твердую, сухую землю, которую олицетворял собой тряский деревянный причал.