Похищенный
Шрифт:
Он схватил со стола конвертовскрывающую машину и перерезал шнур на пакете: бумага раскрылась, обнажив наверху зеленые купюры. Потом он сорвал с пакета ярлык и протянул его Эвелин. Она взяла его, прочитала, передала мне.
На нем были следующие две строчки:
Гастон Б. Минз.
Собственность миссис Эвелин Уолш Мак-Лин.
– Я наклеил это на пакет, – сказал он, беря ярлык обратно, – для того чтобы застраховать вас. Если я найду свою гибель, участвуя в этом предприятии, вы получите
Уже по одному его виду я понял, что этот пакет слишком мал, чтобы вмещать сто тысяч долларов в мелких купюрах; я, однако, сказал об этом позднее. И неужели ящик его стола и был тем сейфом, в котором, как он утверждал, хранятся деньги?
– Если вы хотите, – сказал он ей, – я возобновлю переговоры с ними.
– Сделайте это, – резко сказала она. – Я возвращаюсь в Вашингтон. Держите меня в курсе событий, мы с вами выберем новое место, где будет возвращен ребенок. Но если вы меня обманываете, то закончите свою жизнь за решеткой.
Тон у нее тоже был драматичным, только она не лгала.
– Одиннадцатый, – мрачно произнес он, – вы видели внизу моего сына, не так ли? Уже одна мысль о нем не позволит мне сделать что-либо предосудительное. Этот мальчик теперь – моя жизнь.
Мы покинули Минза, его захламленный кабинет его опрятный дом и симпатичного мальчика, сели в зеленовато-голубой «линкольн» и начали разговаривать.
– Ты думаешь, что он лжет, не так ли, Нейт?
– Я знаю, что он лжет. Трудность в том, что, являясь профессиональным жуликом, он знает, что здание лжи нужно строить на тонком фундаменте правды. Он обладает кое-какой достоверной информацией – вопрос в том, где он ее взял. Насколько он близок к настоящим похитителям?
Рот ее превратился в тонкую решительную полоску.
– Я доведу это дело до конца.
– Лучше позволь мне, и я поручу довести его до конца парням из министерства финансов. Они легко выследят его сокамерника. Лиса, если он существует.
– Нет! Нет! Это может все испортить... Ребенок может пострадать...
Теперь она разговаривала, как Линдберг.
– Эти парни из министерства юстиции арестовали Капоне, – сказал я. – Они могут...
– Нет. Если ты сделаешь это, я позвоню Огдену, и он все отменит.
– Огдену?
– Огдену Миллсу. Министру юстиции.
Ее речь все больше напоминала речь Линдберга.
– О'кей, Эвелин. О'кей! Но боюсь, теперь мне придется уехать. Я отвезу тебя в Фар-Вью, но мой совет тебе – предоставь Минза властям. Ты еще можешь получить назад свои деньги и кое-какую информацию о похищении в придачу.
– Нет, – твердо сказала она.
Я проговорил с натянутой улыбкой на лице:
– Ты помнишь, какой сегодня день, Эвелин? Первое апреля. День смеха.
– Это жестоко.
– Ты сама сказала, что это жестокий мир.
– Обещай мне, Нейт. Обещай, что ты не станешь вмешиваться в мой план.
– Эвелин...
– Обещай мне! Обещай!
Она дотронулась до моей щеки; в глазах ее надежда смешалась с отчаянием.
– Хорошо, – сказал я. – Хорошо.
И я повез ее в Фар-Вью. Мы не разговаривали. Нельзя сказать,
В комнате, где мы с Эвелин накануне ночью ждали появления призраков, я сложил свои вещи и пистолет в сумку и оставил миссис Мак-Лин наедине с домовыми. Когда я спустился вниз, Инга сказала, что мне звонили, и протянула мне сложенный листок бумаги; я сунул его в карман, не читая, потому что подошла Эвелин.
– Может быть, мне отвезти вас с Ингой в "Вашингтон? – сказал я.
– Я сама могу водить машину, – беззлобно проговорила Эвелин. – Знаешь, мне действительно не нужен шофер. Это всего лишь еще одна пустая роскошь в моей жизни.
– Эвелин, я знаю, у тебя добрые намерения. Но ты взялась за очень непростое дело.
– Я рискую только деньгами, Нейт. Если я смогу спасти этого ребенка...
– Эвелин... – Я огляделся: мы были в кухне одни. Я ждал смотрителя Гаса, который должен был отвезти меня на железнодорожную станцию. Я поцеловал ее крепким, долгим поцелуем.
– Я вернусь, – сказал я.
Она снова дотронулась до моего лица:
– Я буду ждать.
Когда я вышел из дома и направился к пикапу Гаса, она провожала меня взглядом, стоя в дверях черного хода, словно еще один призрак в этом Богом проклятом доме.
В машине я развернул листок, который передала мне Инга – сообщение было от Брекинриджа.
В нем говорилось: «Джефси получил известие от Джона».
Глава 20
Я сидел в удобном кресле возле потрескивающего в мраморном камине огня в роскошной библиотеке с высокими потолками, достойной особняка Эвелин Уолш Мак-Лин на Массачусетс Авеню; только я находился не в Вашингтоне, округ Колумбия. Я был в Манхэттене, в величественном сером доме неподалеку от Центрального парка, на Восточной 72-й стрит, нью-йоркской резиденции сенатора Морроу, тестя Линди.
Рядом за круглым столом из красного дерева с суровым видом сидели Элмер Айри и Фрэнк Уилсон, агенты Налогового управления, чьи одинаковые очки с черной оправой, черные костюмы и темные галстуки делали их зеркальными отражениями друг друга; только, глядя друг на друга, они почему-то не улыбались. Уилсон выглядел более беспокойным из этой пары: он непрестанно барабанил по столу пальцами и поглаживал свою лысеющую голову в поисках остатков волос. Айри сидел неподвижно, как статуя. Но нервничали оба.
Я тоже нервничал.
Мы ждали.
Всю вторую половину дня я с Линдбергом, Брекинриджем и профессором Кондоном находился в доме профессора; Айри и Уилсон туда не пошли, опасаясь, что за домом ведется наблюдение. У Кондона мы занимались окончательными приготовлениями, в том числе запихивали два свертка с деньгами, перевязанные шнуром, в копию старинной избирательной урны – продолговатую деревянную коробку с медными петлями и зажимами. Не знаю, делал ее первоклассный столяр из Бронкса или нет, но она не выдержала массы денег, и одна сторона ее треснула. Сверток с двадцатью тысячами пришлось нести отдельно, а коробку обмотали веревкой.