Похищенный
Шрифт:
Головокружение снова вернулось, и еще сильнее прежнего. Эмма сделала неловкий шаг назад и почувствовала, как наткнулась на что-то. Раздался грохот, это столик ударился о стену. Телефон соскользнул с него, с глухим стуком приземлившись на ковре. Эмма беспомощно покачнулась.
— Я все время думаю о нем… — прошептала она, обхватив голову руками. — Я не могу отогнать от себя эти мысли. Мне кажется, я схожу с ума. Каждый раз, каждый раз, когда я делаю что-нибудь, ложусь в кровать, выпиваю стакан воды или чашку кофе, я думаю о том, как я могу заниматься такими обыденными вещами, как я могу чувствовать себя уютно, когда в эту самую минуту Риччи может страдать!
— Вы
— Его наказывают из-за меня! — выкрикнула Эмма сквозь слезы. — Я плохо заботилась о нем. Это был не просто несчастный случай. Этого не случилось бы ни с кем другим. Вы знаете, как я разговаривала с доктором Стэнфорд, слышали, что я сказала… слышали…
Она прижала кулаки к глазам, чтобы не разреветься окончательно.
Какой-то шорох рядом. Движение. Рейф присел на корточки, и его лицо оказалось прямо перед ней.
— Послушайте меня, — сказал он. — Вы найдете его. И вернете обратно.
— Прекратите утешать меня! — всхлипнула Эмма. — Это все бессмысленно. Никто не знает, где он и что с ним происходит. Вы не знаете этого. Не знаете!
— Вы сказали полиции, что вам показалось, будто Антония умеет обращаться с детьми, — сказал Рейф. — Вы сказали, что она знает, как держать малыша на руках. Как сажать его в детскую коляску. Мне думается, она похитила Риччи для себя, он был нужен ей. Не для того чтобы причинить ему вред, а чтобы вырастить как собственного сына.
— Вы не можете знать этого наверняка. Вы даже не знаете, действительно ли это она похитила его.
— Вы должны знать это. И вы должны так думать. С Риччи все будет в порядке.
Взгляд его необычных, отливающих золотом глаз встретился с ее глазами. Он был спокоен и тверд, этот взгляд. Если Рейф и лгал, то получалось это у него чертовски убедительно.
Рейф поднялся на ноги, подал Эмме руку и помог ей встать. А потом указал на ванную комнату.
— Я скоро вернусь, — сказал он.
Ключи торчали в замке двери. Он взял их и ушел.
Эмма направилась в ванную. Раздевшись, она шагнула через бортик оливково-зеленой ванны. Отвернув краны, она пустила воду и подставила голову под душ. Теплые струйки стекали по ее лицу, и она не знала, вода это или слезы. Полиция просто должна была говорить успокоительные вещи о Риччи. В этом заключалась их работа. Они не хотели, чтобы с ней случилась истерика и чтобы она еще больше усложнила и без того непростую для всех ситуацию. Но ведь Рейф не обязан был утешать ее. К чему ему было беспокоиться и брать на себя лишние хлопоты, если только он действительно не думал так? Она отчаянно хотела поверить ему. Кроме того, он стал первым человеком, который не обращался с ней как с преступницей или лгуньей. После того, что она рассказала ему о докторе Стэнфорд, Эмма ожидала, что он отступится от нее или, по крайней мере, станет относиться к ней с большей осторожностью и даже холодностью, но в его глазах, когда он тогда взглянул на нее, она прочла лишь понимание и сострадание. У Эммы задрожали губы. Опять слезы! Она направила душ на лицо и подержала так, чтобы успокоиться и справиться с собой. Слезами горю не поможешь. Единственное, что могло сослужить ей добрую службу, это осознание того, что с Риччи все в порядке.
Когда слезы перестали течь, она выключила душ. Выйдя из ванной, она вытерлась полотенцем и надела чистые джинсы и топик. Покончив с туалетом, Эмма, к собственному удивлению, вдруг обнаружила, что и впрямь почувствовала себя капельку лучше.
И даже проголодалась.
Рейф уже вернулся. Она обнаружила его в кухне, где он тоненькими ломтиками нарезал хлеб. На столе грудой были свалены пластиковые пакеты с покупками из супермаркета «Сэйнсбери».
— На
— Да, люблю.
— Это очень вкусно.
Рейф отложил нож в сторону и схватил полотенце, чтобы снять закипевшую кастрюлю. Эмма уловила дразнящие ароматы базилика и томатов. К ее удивлению, желудок радостно заурчал.
Они накрыли небольшой круглый столик возле балконной двери. Башня многоквартирного дома напротив сверкала в последних лучах солнца. Заклеенные фольгой стекла окон искрились, превратив выпавшие зубы в яркие золотые коронки. Эмма ела очень осторожно, аккуратно поднося ко рту небольшие кусочки. Желудок у нее, похоже, съежился и усох. Она не знала, как он отреагирует на еду.
— Это игрушка Риччи? — с набитым ртом поинтересовался Рейф, вилкой указывая на красный грузовик. Эмма закатила его за диван. Ей не хотелось видеть любимую игрушку сына.
— Да, — коротко ответила она.
— Славная штука! — Он одобрительно кивнул. — У меня в детстве был такой же. Помяните мое слово, Риччи, даже когда вырастет, все равно не забудет его. Первый автомобиль обычно запоминается на всю жизнь.
Эмма отложила вилку. Она поразилась тому, как Рейф отзывается о Риччи. Как будто уверен, что тот скоро вернется к ней. Как будто Риччи ненадолго уехал на каникулы.
— Он так смешно выглядит, когда ездит на нем, — дрожащим, срывающимся голосом сказала Эмма. — Такой серьезный, сосредоточенный, как будто выполняет жизненно важную миссию. И время от времени бросает на меня тревожные взгляды, словно предупреждая, что через минутку вернется ко мне, но сначала должен закончить свою работу.
Она склонилась над макаронами, пряча глаза и пытаясь проглотить комок в горле. Рейф не стал больше задавать вопросов. Они ужинали в молчании. Приготовленное им блюдо оказалось простым и вкусным, оно буквально таяло во рту. Не успела Эмма опомниться, как прикончила добрую половину того, что лежало на тарелке. Головокружение почти прекратилось, в голове у нее прояснилось. И она собралась с духом, чтобы спросить Рейфа кое о чем.
— Вы обмолвились, что служили в полиции, — начала она. — А почему вы ушли оттуда?
Рейф недовольно поджал губы и покачал головой.
— Это долгая и неинтересная история, — нехотя сказал он. — У меня слишком длинный язык. Он и раньше доставлял мне массу неприятностей.
— Но мне действительно интересно, — настаивала Эмма. Хотя, откровенно говоря, ее совершенно не касалось, что он там натворил. И за что его выгнали из полиции. Просто раз уж она делилась с ним самым сокровенным о Риччи, то в ответ могла бы выслушать его.
Рейф пожал плечами.
— Хорошо. В конце концов, никакого секрета здесь нет. Провалиться мне на этом месте! — Он снова покачал головой. — Они меня достали. Я не пытаюсь настроить вас против полиции или что-нибудь в этом роде, но иногда они перегибают палку, точно вам говорю. Я ушел из полиции после того, как участвовал в разгоне демонстрантов, протестующих против нарушения прав животных. Они устроили митинг у ворот птицефермы в Мидлендсе, в центральных графствах Англии. Бедные цыплята! — Он взял вилку в руки и подцепил ею кончик спагетти. — Эти уроды по десятку трамбовали их в клетки, ломая ноги и крылья. Демонстранты требовали закрыть ферму. Их собралось достаточно много, целая толпа, и они подняли шум, чтобы привлечь внимание к этой проблеме. На усмирение отправили взвод полицейских, этаких самоуверенных остолопов. Они вели себя настолько нагло и вызывающе, что один из протестующих не выдержал и заехал полисмену в морду. Ну а потом, естественно, на демонстрантов спустили всех собак и каждый коп в стране почитал своим долгом арестовать всех, до кого только мог дотянуться.