Похищенный
Шрифт:
Ребенок.
Эмма встрепенулась, до боли в глазах всматриваясь в него. Но его было очень плохо видно. Женщина повернулась боком к камере, загораживая малыша. Можно было рассмотреть лишь прядку волос — намного темнее, чем у Риччи? — и торчащую маленькую ножку.
Посмотри на меня, едва не закричала Эмма.
Риччи, если это ты, взгляни на меня!
Но вместо него голову подняла женщина. И хотя лицо ее закрывали маленькие квадратики, казалось, она смотрит прямо в объектив.
Запись остановилась.
— С вами все в порядке? — спросила Линдси.
Эмма не
— По-моему, это не она. — От досады Эмма принялась грызть ноготь большого пальца. — Мне кажется, это не та женщина, которая сидела со мною в кафе «У мистера Бапа».
— Не торопитесь, — посоветовала Линдси. — Мы ведь еще даже не видели ребенка.
Но Эмма окончательно пала духом. Имей мужество взглянуть правде в лицо! Это не они. Это не Риччи. Ей следовало сразу догадаться об этом. И полиция должна искать Риччи какими-то другими способами, а не просто сидеть здесь, вместе с ней. От отчаяния и разочарования Эмме хотелось выть, хотелось встать и выбежать из комнаты. Ее приход сюда оказался напрасным.
Она уже открыла рот, чтобы заявить об этом Линдси, когда на экране снова началось воспроизведение записи. Лицо женщины дергалось, расплываясь маленькими квадратиками. В следующее мгновение она развернулась к камере, и мысли разом вылетели у Эммы из головы. На мониторе был виден ребенок, которого женщина держала на руках, хорошо виден в первый раз с начала записи. Плотный толстенький сверток, выбившаяся прядка волос. Эмма резко вскинула голову, приподнимаясь со стула. Тело ее отреагировало раньше, чем мозг успел осмыслить и зафиксировать увиденное. Она вскочила на ноги и ткнула пальцем в экран.
— Это он! — воскликнула она. — Это Риччи!
Позади кто-то негромко охнул.
— Что…
— Она сказала, что…
Возгласы стихли. Эмма плыла над землей, и тело ее было невесомым, как у призрака.
Ох, Риччи, Риччи, мой дорогой мальчик, ты жив. Ты жив!
Ей хотелось прижаться к экрану, обнять его, расцеловать хотя бы изображение. Все происходило на самом деле. Но она не могла поверить своему счастью. Это было похоже на глоток холодной воды в раскаленной пустыне, который проскакивает по пищеводу так быстро, что не остается времени насладиться им. Все остальное — люди, комната — отступило на второй план. Она чувствовала себя Дартом Вейдером[4], глядящим в глубокий туннель на своего сына. Вот они все еще идут по экрану, темноволосая женщина в парке с капюшоном и с Риччи на руках. Волосики у Риччи тоже стали темными. Как смешно он теперь выглядит! Он был одет в зеленую курточку, которую Эмма раньше никогда не видела, и коричневые штанишки. Ножки его, обутые в коричневые ботиночки, казались не по возрасту большими. Ручки безвольно свисали по бокам. Единственное, чего она не могла видеть, так это его лицо, которое он спрятал у женщины на груди. Он привалился к ней
— Эмма… — Голос детектива Хилла эхом прокатился в темноте туннеля. — Эмма!
Она начала понемногу приходить в себя. Растерянная и ошеломленная, она медленно перевела взгляд на инспектора Хилла.
— Вы уверены, что это он? — спросил детектив. — Вам видна всего лишь его макушка. И у этого малыша каштановые волосы, а не светлые.
— Его челка… — сбивчиво выпалила Эмма.
Она сама подстригла ему челку за день до похищения. Риччи никак не хотел сидеть смирно, и правый край получился на целый дюйм короче левого. И сейчас она видела это собственными глазами. Правая сторона короче левой. Именно так.
— Они перекрасили ему волосы, — сказала Эмма. — Но я знаю, что это он. Я знаю, как он выглядит, даже не видя его лица. Он ведь сейчас во Франции, да? Они увезли его во Францию. И что теперь? Как же вернуть его обратно?
Детектив Хилл в растерянности почесал затылок. Обращаясь к констеблю Горман, он поинтересовался:
— Разве нет кадров, на которых было бы хорошо видно его лицо?
— Нет, — ответила Горман. — На всей пленке одна и та же картина. Он уткнулся лицом женщине в грудь и не поднимает голову.
— Она старается спрятать его! — воскликнула Эмма, разрываясь между радостью и отчаянием. — Ребенок в его возрасте не спал бы так долго в таком шумном месте, как аэропорт. Во всяком случае, Риччи точно бы не спал. Ему было бы интересно узнать, что происходит вокруг. Он попытался бы слезть на землю и потрогать что-нибудь, что попалось бы ему на глаза.
— В таком случае, может быть, это не Риччи? — предположил детектив Хилл.
— Она накачала его транквилизаторами, — мрачно заявила Эмма. — Это на самом деле он.
Детектив Хилл открыл было рот, чтобы возразить, но констебль Горман опередила его.
— Она дело говорит, — сказала она. — Моя внучка такая же. Ее точно пришлось бы усыпить, чтобы она тихо вела себя в аэропорту.
За спиной Эммы раздались негромкие смешки.
Детектив Хилл подвел черту:
— Что же, ладно. Мы проверим их. И займемся этим немедленно.
— Что вы намерены пред… — начала было Эмма, но детектив Хилл уже вышел из комнаты.
Под потолком вспыхнули флуоресцентные лампы. Эмма заморгала, свет ослепил ее. Теперь экран компьютера напоминал размытое пятно. Запись была сделана пять дней назад. Сегодня суббота. Пять дней назад, когда она плакала в своей квартире, отвечая на бесчисленные вопросы об Оливере, Риччи был в аэропорту, одетый в чужую зеленую курточку. Он спал, уткнувшись лицом в грудь женщине. Пока Эмма лежала в постели, прижимая к себе Гриббита, Риччи оказался в самолете и пролетел почти над самой ее головой.
Вокруг нее люди в темно-синих свитерах с эмблемами и бляхами зашевелились на серых пластиковых сиденьях, разминая затекшие руки и ноги. Кто-то все еще посмеивался над замечанием, оброненным полицейским экспертом в адрес своей внучки.
Поспешите, хотелось крикнуть Эмме. Драгоценное время уходит. Займитесь наконец делом и найдите его!
Пять дней. Сейчас Риччи может быть где угодно. И радость, вызванная тем, что она его увидела, снова сменилась страхом. Земля уходила у нее из-под ног. Ей срочно нужно присесть.