Похититель снов
Шрифт:
Это мой пятый приезд в Монтегротто. Грязевые ванны на несколько месяцев снимают у меня боли в спине. Несомненно, важную роль в этом лечении играет близость Венеции, всего в часе езды на поезде. Я предпочитаю приезжать в сентябре, когда, как правило, стоит прекрасная погода. Окружающие холмы становятся пестрыми, причем желтый цвет преобладает над зеленым. В Венеции днем яркое летнее солнце еще жарит вовсю, но ближе к закату дворцы этого северного итальянского города затягивает мгла, и гондолы безмолвно скользят, как призраки в белом тумане…
В этом году я решил тщательно записывать ход моего лечения. В дальнейшем это позволит изучить постепенное включение дневных событий в сюжеты моих сновидений. Нужно также написать большую
Я прошел через знакомые гостиничные коридоры (красные ковры, бархат, старые кресла, старинные лампы из венецианского хрусталя и муранского стекла) и направился в окружающий гостиницу обширный тенистый парк, где росли сосны, пальмы, юкки, магнолии и араукарии. Было уже слишком поздно для купания в одном из двух олимпийского типа бассейнов, в которых вода, стекающая с Доломитовых Альп и слегка подогретая старыми вулканами, спящими под Эвганейскими холмами, еще раз нагревается до 28–32 градусов. Эта гостиница — одна из последних, где на краю парка в бетонированных ямах, окруженных клубами пара, еще хранится собственная «радиоактивная» грязь. Она доставляется длинными вагонетками, остывает и под покровом ночи каким-то таинственным образом попадает в лечебные залы. Из-за наплыва туристов в это время года грязевые ванны, «фанги», работают с трех часов ночи до девяти вечера.
Я выпил стакан теплой минеральной воды «Fonte della Saluta». «Nell’anno 500, Re Teodorico proclamava quest’acqua divino remedia» [6] , — прочитал я на бутылке.
Как всегда, на стоянке у гостиницы — сотни машин. В основном с немецкими, изредка — с австрийскими номерами. Лишь тройка машин швейцарских, парочка — бельгийских и итальянских из Милана и Падуи. Французских машин что-то не видно. Я завершил прогулку в безуспешных поисках гостиничной кошки, с которой познакомился в прошлом году.
6
В 500 году король Теодорих провозгласил, что эта вода обладает божественной целебной силой (итал.).
Прекрасный осенний венецианский вечер — теплый, туманный, красно-оранжевое закатное солнце за холмами… Завтра будет чудесная, теплая погода.
Когда я вернулся в гостиницу, консьерж меня поприветствовал. Он меня тоже узнал.
— Сожалею, профессоре Жуве, слишком много народу, и вы нас слишком поздно предупредили о своем приезде. Я не смог найти для вас другого сеанса фанго, кроме трехчасового ночного. Потом вы сможете поспать до массажа, который будет в девять утра. Не забудьте зайти к доктору!
В три часа ночи! «Ну, это уж слишком», — подумал я, направляясь к доктору Перуккио. Этот мой коллега, блестящий ученый, был смещен с поста ассистента Падуанского университета из-за каких-то местных темных политических дрязг. Вечерние консультации в больших гостиницах Монтегротто и Абано позволяли ему, не тратя слишком много времени, зарабатывать на жизнь и продолжать исследования механизмов действия минеральных вод и лечебных термальных грязей.
Это мой визит вежливости, поскольку мы уже давно знакомы.
— Ну вот, вы опять здесь, дорогой коллега! Значит, либо прошлогоднее лечение вам здорово помогло, либо, наоборот, не возымело никакого эффекта, и вы рассчитываете, что в этом году результаты будут получше, — сказал он мне с улыбкой. — Располагайтесь на кушетке, я померяю ваше давление. Прего [7] , отлично: 130 на 90, как и в прошлом году. Итак, фанги — вначале десять минут, затем двенадцать и в последние дни — пятнадцать. Не переутомляйтесь там в Венеции! Арриведерчи!
7
Prego —
Вернувшись в номер, я занялся будущим распорядком дня. Среди ночи, значит, я принимаю грязевую ванну, потом посплю, если получится, потом массаж, потом почитаю газетку «Monde» и схожу в бассейн. Между тремя и шестью часами дня буду заниматься статьей. С девяти вечера до полуночи буду читать книги и статьи, нужные мне для работы. Как всякий человек, страдающий хронической бессонницей, я не могу заснуть часов до двух ночи, и чтение толстых скучных книг является для меня наилучшим снотворным.
В 7.30, спускаясь по лестнице, я увидел, что туристы уже скапливаются в холле возле столовой. Выделялись две группы. Новенькие, приехавшие в воскресенье, всё еще в костюмах с галстуками (мужчины) и в длинных платьях (женщины). Лица у них бледные, и они лихорадочно ищут старых знакомых, с кем уже встречались во время предыдущих поездок. А те, кто приехал неделю-две назад, — загорелые, без галстуков. Они собираются либо по географическому признаку (баварские немцы — отдельно от саксонских и от австрийцев), либо по сходству заболеваний (множественный артроз, болезни позвоночника, суставов и т. д.). Стоя в сторонке, я вдруг увидел одного своего приятеля, с которым мы встречались в прошлом году. Профессор Людвиг Манн из Вены. Мы тепло поздоровались. Высокий, с элегантной лысиной, седыми усами и в очках, он был удивительно похож на Карла Густава Юнга, ученика-раскольника Зигмунда Фрейда. Как и на мне, на нем вместо пиджака с галстуком был пуловер из мягкой шерсти. Людвиг Манн — всемирно известный геронтолог. Я вспомнил его советы, как отдалить старость: каждый день ходить пешком по два часа, а по воскресеньям — часов по шесть. И как можно чаще заниматься любовью. Однако боли в спине дают мне возможность воспользоваться только одним из двух его советов. Людвиг Манн блестяще владеет французским, английским и итальянским. Он рассказывал мне, весьма остроумно, о продолжительности жизни мотыльков, черепах и попугаев, а также политиков, пап и святых. Я читал его книгу об долгожителях в Африке, где «старость протекает гораздо счастливее, чем в Европе, и тем более в Северной Америке». Мы быстро сошлись. Как и я, Людвиг Манн был в ужасе от гостиничной атмосферы, и мы с ним никогда не участвовали в организованных мероприятиях: танцевальных вечерах с ужином при свечах, разного рода коллективных играх, автобусных экскурсиях на окружающие холмы с перекусами на свежем воздухе, запиваемыми местным вином.
В прошлом году мы с ним сидели за одним столом. И на этот раз я был весьма удивлен и разочарован, когда метрдотель указал мне на столик в отдалении от профессора Манна, так как терпеть не могу один входить в столовую или идти через весь зал, заполненный едоками.
— Это, однако, симптом социофобии! — тут же диагностировал Людвиг Манн, тонкий клиницист. — Кроме того, вы наверняка боитесь телефонов и не ходите в одиночку по магазинам!
Я парировал, что зато, к счастью, вовсе не страшусь публичных выступлений и прочитал больше пяти сотен докладов на конференциях, не считая бесчисленных лекций перед студентами.
— Вот оттого-то у вас и боли в спине, что вы постоянно преодолеваете этот страх!
Нет, никогда врач-психосоматик не сможет договориться с махровым физиологом…
Наконец я оказался в углу огромного столового зала, обрамленного роскошными муранскими люстрами и бархатными шторами.
Слева за столиком сидела та самая мюнхенская пара, прибывшая одновременно со мной. Он был в вечернем костюме с платочком, с золотыми часами, она — в вечернем платье, с четырьмя нитками жемчуга, огромным золотым браслетом и часами «Картье». Я окрестил их «Круппами». Мы обменялись едва заметным приветствием.