Похмельный синдром
Шрифт:
– А что, тебе часто это говорили? Женщины? – подозрительно спросила Юля.
– И женщины, и мужчины, независимо от пола и возраста. Садись, – он легонько толкнул Юлю, и та приземлилась на диван.
Китаец подошел к бару.
– Что будешь пить? – посмотрел он на гостью.
– А что есть?
– Коньяк, водка, вино, правда, не очень хорошее.
– Коньяку бы я выпила немного.
– Тогда жди.
Китаец достал бутылку «Дербента», поставил на столик перед Юлей и пошел на кухню за стаканами и закуской.
Когда он вернулся, Юля обозревала полки с книгами. Казалось, она любым
– Тебя сегодня днем не было, – тихо проговорила Юля.
– Утром, ты хотела сказать, – уточнил Китаец.
– Нет, утром я тебе не звонила.
– Ах, ну да, я спал.
– Спал? – почему-то удивилась Юля.
– А что, это воспрещается? – ответил он вопросом на вопрос, разливая коньяк.
– Да не-ет, – раздумчиво протянула Юля, – просто, если я, например, сплю, то все равно слышу телефон.
– А я вот так глубоко спал, что не слышал, – соврал Китаец.
– У тебя чистая совесть, – насмешливо посмотрела на Китайца Юля.
Танин молча пожал плечами.
– Вот лимон, ветчина, сыр. Может, в магазин сбегать? – предложил он.
– Да что ты! Этого достаточно. Я вообще не хочу есть. – Юля присела на краешек дивана.
– Ну тогда… – Танин поднял рюмку, – за удачное расследование!
– Да. Найди эту сволочь, – Юля внезапно в порыве мстительного ожесточения стиснула зубы.
Они выпили.
– Я не буду тебя спрашивать, почему ты обратилась за моральной поддержкой ко мне, а не к Александру. Я тронут, говорю совершенно искренне, – Китаец исподлобья взглянул на Юлю.
Юлины губы растянулись в иронической усмешке. Она не могла понять этой вечной мужской привычки все до конца выяснять и выведывать, расспрашивать о каких-то ненужных деталях даже вот в такие тяжкие и одновременно сладостные минуты, когда можешь хотя бы мысленно опереться на чье-то великодушно подставленное плечо. Китаец немного смутился, прочитав по ее глазам, что его замечание неуместно. Самому ему достаточно было попристальнее приглядеться к тому чувству, на волне которого родилась эта фраза, чтобы различить в нем и неуемное мужское тщеславие, и месть уколотого самолюбия, и ревность. Он вперил взгляд в потолок, представил себя сидящим в глубине огромного цветка, может быть, лотоса, медленно сосчитал до десяти и… улыбнулся.
– Расскажи поподробнее, что произошло, – попросил он после небольшой паузы.
– Можно? – Юля потянулась к коньяку.
Китаец извинился за невнимательность, плеснул обоим коньяку и принялся греть рюмку.
– Давай обойдемся без тостов, – улыбнулась Юля.
– Я сам хотел тебе это предложить.
Осушив рюмки, они посмотрели друг на друга, как заговорщики, и Китаец налил еще по глотку.
– Боюсь, придется вызывать такси, – Китаец смотрел на Юлю немигающим взглядом.
Ему нравилось ее черное узкое платье с глубоким вырезом углом, и еще этот огромный католический крест, усыпанный полудрагоценными камнями, на красивой серебряной цепочке. Изысканное платье… Сбоку – «молния». Снять его – раз плюнуть. Нет, он не будет об этом думать. Теплые томительные грезы, навеянные коньяком, разлетелись, как
– Такси? – неприятно удивилась она.
– Ты же видишь, я совсем пьян, – слукавил он.
– Хватит прикидываться! – Юля строго посмотрела на него. – Я останусь до утра, – тоном, не терпящим возражений, произнесла она.
– Да? А почему я узнаю об этом последним? – пошутил он.
– Ты всегда отделываешься шуткой, когда не знаешь, что сказать? – с пренебрежительно-высокомерной интонацией проговорила Юля.
– С тобой нелегко, – с притворной тяжестью вздохнул он.
– С тобой тоже, – усмехнулась она, – не волнуйся, твоя невинность останется столь же кристальной…
– Решено, – поторопился резюмировать Китаец, – ты спишь здесь, а я – в спальне.
– Ты действительно веришь в это? – с томным лукавством взглянула на него Юля.
– Мне нужно время, – с серьезным видом произнес Китаец. – И потом, как же Александр?
– Да-а, зацепила она тебя, – насмешливым тоном, который должен был замаскировать ревнивую обиду и досаду, – сказала Юля, имея в виду, конечно, Светлану. – А за Шурика не волнуйся, с ним я разберусь.
– Так что там со Снежиным? – сделал он попытку переключить разговор на интересующую его тему.
– Элла Юрьевна сама тебе все расскажет… Завтра.
Юля выпила коньяк, взяла со стола сигарету, зажигалку и откинулась на спинку дивана. Закурила, как в прошлый раз, отвергнув галантную заботу Танина.
– А все-таки, – не отставал Китаец.
– Этим же вечером Элла позвонила в больницу. С ней говорил тот бугай, ну, помнишь…
Китаец кивнул.
– Что-то плел про анализы Константина Семеновича, потом сказал, что у него расстроилась психика, что они сделали ему успокоительный укол и что он спит. А сегодня утром Элла узнала, что Константин Семенович в семь сорок вечера скончался. Никто не позвонил. Если бы она сама не обеспокоилась, боюсь, вообще бы не сообщили, – голос Юли дрогнул. – Какая, к черту, язва!
– Причина смерти?
– Сказали, интоксикация, а от чего, неизвестно.
– Это необходимо выяснить. Липа какая-то, – задумчиво проговорил Танин. – Элла Юрьевна, надеюсь, дала согласие на вскрытие?
– Дала.
– Значит, завтра мы узнаем результат, – ободряюще посмотрел на Юлю Китаец.
Она сидела подавленная и отрешенная.
– Я, конечно, понимаю, что от этого Элле Юрьевне легче не станет, но…
– Перестань, Танин. Элле Юрьевне посочувствуешь завтра.
Она затушила сигарету в пепельнице и грустно взглянула на него. Китаец поднялся с кресла и опустился на ковер возле Юлиных ног. Она машинально стала перебирать пальцами его волосы.
– Почему ты упрямишься, Танин? – откровенно спросила она. – Потому что хочу до конца изжить то, что было… Чтобы не называть тебя в постели ее именем, – сдавленно произнес он.
– Ты даже ничего не скажешь мне… – с упреком проговорила она.
– Что меня тянет к тебе? Ты и сама это знаешь… «Со смехом ко мне приблизилась девушка нынче, я обнял ее и теперь не хочу расставаться…» – процитировал он Се Линь-Юн. – Я хочу сказать тебе это с легким сердцем.
Китаец развернулся, поднял голову и мечтательно посмотрел на Юлю.