Поход клюнутого
Шрифт:
– Виноват. – Бинго шмыгнул носом. – Оплошал. Воочию-то, ты ж сам видел, себя не контролирую, что говорить за сонное царство! Людей будить и сам не склонен, от них самое оно – втихомолку ухрамывать, огородами, подвязав тряпками копыта, чтоб не схватились ранее времени заначки пересчитывать.
– Придется тебе на ночь кляп затыкать, особенно ежели ночевать не в пасторальной деревушке, а в каком приличном обществе.
– На сей счет ты расслабься, борода. Отседа и до самого Дэбоша приличного общества не будет, встречные начнут неуклонно дичать, в Рухуджи так вовсе едят с дубины, а считают только до
– Таких суровых встречных тем паче лучше не злить демонстрацией трусости!
– Сокрытие трусости из страха ее обнародовать есть наиболее очевидная демонстрация оной, – ляпнул Бинго как-то настолько замудренно, что чуть снова не завопил (мелькнула мысль, что в голове засел тот, из сна, в белом халате и со стеклами перед глазами, гораздый на странное – поди не перепугайся!). – Ты уж меня не перегружай своими правилами. Скажи лучше, много ли полезного вызнал, пока давеча воздух отравлял?
Бинго обнаружил, что одного сапога на нем нет – все-таки избавился, а второй висит на ноге наполовину сдвинутый, и предался сосредоточенным размышлениям: доснимать ли его, с тем чтобы тут же надеть заново, или просто донатянуть.
– Ничего, что бы пригодилось. – Дварф отложил секиру и с хрустом потянулся. – Местное старичье опасливо, избегают незнакомцам жалиться. Однако подтвердили, что дальше и верно графские заставы будут, понаставленные, вестимо, в целях защиты от бандюганов. А за проезд по своим землям граф имеет право, дарованное королем, взимать подати.
– Хорошо ж устроился – в двух шагах от столицы собирать свою мзду!
– Тут, однако, история сложная и долгая. В незапамятную пору предок графа ссудил королевскую семью деньгами, а отдавать тем было то ль нечем, то ль жаба задавила, а только взамен возврата долгу тогдашний король отписал графу для пополнения казны этую грамоту. В ту пору графья Бульвиги владели золотыми шахтами на дальнем краю страны, дороги свои так и так охраняли, сей указ никого не задевал. А с тех пор графья породнились со светской аристократией, женили одного своего отпрыска на тутошней наследнице, и королевское право, выданное на все ленные земли Бульвигов, перетекло на здешние места. А с ним – того старики не озвучили, да я, почитай, бородой почуял – и манера графская обходиться со всяким проезжачим на свой вкус.
– В гости звать, пирогами потчевать? – понадеялся Бинго наивно.
– Ты ж только вчера жрал!
– Было дело, мне понравилось, сегодня тоже хочу.
– Ну, поори еще, давешняя ведьма тебе киселя вынесет. От графа, мнится мне, и того не дождемся. А выступать нам уже самая пора, пока ты чего-нибудь такое не учудил, за что с нас прямо тут последние штаны снимут.
– Эй, а как насчет завтрака? Кашки там, яичницу свежую, хлебушка, а то еще стопарь на дорожку? С утра выпил – весь день при деле!
Торгрим показательно омрачил лик.
– У нас, если который с утра выпить догадался, – порицания достоин. И ни до какого дела его не допустят, покуда не прояснит голову!
– То бишь пока вдругорядь стакан не накатит?
– Беда мне с тобой, Бингхам.
– Ото ж. То ли дело без меня ты процветал, аж завидки брали.
Бинго наконец стряхнул сапог, обстоятельно рассмотрел свои заскорузлые пятки и с тяжким вздохом взялся наматывать портянки. Внутри панциря
Дварф соскочил с лежака шерстяным кубом, да и шмыгнул за дверь – не иначе, умываться побег, чистоплюй. Для порядка, влезши в сапоги, Бинго тоже умылся – облизнул палец и соскоблил им полфунта налипшего безобразия с бровей. Пока этим занимался, проклял свою тупую гоблинскую голову. Это ж надо сообразить напялить каблукастые сапоги, поднимающие цокот, как эскадрон катафрактов, допрежь того, как тихой сапой обчистил хозяйские закрома! Вот так форма и теряется, вот так слава мудрых и проходит, сделав напоследок ручкой и скорчив издевательскую гримасу. Что ж, облажался, бывает; главное – не увязнуть еще хуже. Так что придется оставить кладовые нетронутыми, а славу знатного путешественника неопороченной. Либо все-таки рискнуть и проверить дварфа на решительность, потому что процесс продразверстки наверняка выдастся шумным и на какой-то стадии непременно перейдет в зуботычины.
Торгрим вернулся с энергичным топотом, отжимая на ходу мокрую бороду, и жуткими переливами мускулов враз отговорил гоблина от сомнительных предприятий.
– Зарядку делать будем? – бодро полюбопытствовал он у гоблинского пуза.
– Зарядку – это как забивку? – вяло понадеялся Бинго.
– Зарядку – это как упражнения для мышц, дабы всегда были ко всякому готовы и не подвели при любой оказии! Давай-ка пару кругов вокруг села для разминки, потом тыщу приседаний, пять раз по сотенке отжиманий, и хорошо бы сыскать приличный жернов пуда на четыре, а то чем же укреплять брюшной пресс?
– Да ты сдурел, дружище. Один жернов искать будем в аккурат до вечера, а пока ты меня выучишь считать до сотни – обрасту бородой почище твоей.
– Это да, не подумал, – огорчился дварф. – Пока беззаботно на нарах шаришься, как-то искажается представление о ценности времени. Пожалуй, с зарядкой придется подзавязать на время путешествия.
– А еще очень много времени отнимают твои принципы!
– Э нет, это не прокатит. Принципы мои мимоходом сочетаются со всяким полезным делом! Я ими и на ходу сверкаю, и за столом, и в бою их крепко держусь.
– Ну, попробовать-то стоило, пока ты мне ими плешь не прогрыз. Кстати, давно... уже с минуту хочу спросить – ты лосей седлать-то умеешь? А то как бы не пришлось-таки пробежку устраивать.
– Отрок тутошний уже седлает. Продажный народ – за медяк на все готовы!
– Да ты никак из зажиточных! Я и сам за медяк на все готов. – Бинго сокрушенно вздохнул. – Ну нет, конечно, не на все. Ни на что не готов за медяк. Все делится на то, что я готов сделать из любви к искусству, и все остальное, к чему только под страхом смерти меня и приставишь. Причем занимаюсь я в основном этим последним. Как-то не так жизнь пошла, не находишь?