Поход
Шрифт:
— Плохо. Придётся посыльных с донесением посылать. Но сперва допросим пленных, особенно, вот этого, — я указал рукой на комбата Ли, которого снимали с седла казаки. — Предварительные данные есть, но надо кое-что уточнить.
— Кто это? — заинтересованно спросил Гембицкий.
— Командир пехотного батальона из войска генерала Не. В лагере восставших осуществлял планирование и взаимодействие с регулярными войсками.
— Знатный пленник. И как вам удалось его поймать?
Пришлось кратко рассказать о своей одиссее, при этом несколько раз останавливая хорунжего Тонких, пытавшегося вставить свою восторженную лепту в моё повествование. Закончив рассказ, все вместе направились к китайскому офицеру.
— Господин Ли, — на
— А если нет, будете пытать?
— Ну что вы, господин Ли. Совсем недавно я был комендантом Южного форта крепости Таку, став им после того, как со своим десантом его же захватил. К нам в плен попало более двухсот китайских солдат. Раненым мы оказали помощь. Остальные были привлечены к работам по восстановлению укрепления, разрушенного нашей артиллерией. За это их три раза в день кормили. При этом, многие из ваших воинов, не знавшие, что я понимаю по-китайски, говорили между собой, что так вкусно и обильно они не ели за всё время их службы.
Глаза китайского офицера, став шире, выдали его удивление.
— Между нашими империями нет объявленной войны, поэтому, даже если вы ничего не скажете, то останетесь у нас гостем. Правда, плотно опекаемым гостем. Мы не хотели того, что случилось, но восставшие, осадившие иностранные сеттльменты в Тяньцзине, а возможно и в Пекине, не оставили нам выбора. Вы грамотный офицер и должны понимать, что союзные войска не оставят такое положение дел, и у них хватит сил не только освободить Тяньцзинь, но если понадобится, то и захватить столицу. Перед вами стоит выбор — насколько кровавым будет наше продвижение внутрь Китая.
— Тимофей Васильевич, о чём вы говорите с этим китайцем? Просветите? — спросил Гембицкий, да и остальные офицеры смотрели на меня вопросительно.
Но что-либо произнести я не успел.
— Господа, я готов ответить на ваши вопросы, — по-русски произнёс Ли.
Из дальнейшего допроса, а точнее вежливого разговора, стало известно, что если пару месяцев назад китайское правительство вдовствующей императрицы Цзы Си придерживалось дружественного нейтралитета по отношению к «боксерам», то в конце мая императрица открыто выразила поддержку приверженцам сект «кулака» и «ножа», назначив председателем кабинета министров принца Дуань-вана, бывшего ярым сторонником ихэтуаней. Генерал Не по указанию из Пекина был вынужден содействовать восставшим в их борьбе с «заморскими дьяволами».
— Я не удивлюсь, если в ближайшие дни наша империя объявит войну всей коалиции. Я маленький человек, не мне обсуждать действия моего императора и правительства, но я боюсь той реки крови, которая прольётся, и не понимаю, почему там наверху не видят, к чему ведёт это восстание и возможная война. У ихэтуаней сотни тысяч бойцов, но они со своими мечами и копьями не смогут противостоять пушкам и пулемётам. Когда я очнулся в усадьбе, мой конь, на котором меня везли связанного, как раз проходил ворота, и я увидел кровавую кучу трупов моих соотечественников. По ранам я понял, что было применено то страшное оружие, которое до этого стреляло в конницу генерала Не. Это страшно и горько! Нам не победить… — грустно закончил свои ответы на вопросы офицер Ли.
Серп прибывающей луны изредка бросал сквозь облака тусклый свет на лагерь войск Поднебесной империи, освещая белые палатки солдат и темно-синие офицеров, стоявшие недалеко от китайских кварталов Тяньцзиня. По всему лагерю горели костры, на которых в котлах кипятили чай и варили рис для позднего ужина.
Ночь
Посредине лагеря большие бумажные промасленные фонари, повешенные на треноге, и пестрые треугольные знамена, украшенные лентами и бахромой, с нашитым иероглифом «Не», указывали, что здесь находится палатка начальника китайских войск генерала Не Ши Чэна.
Эта палатка ничем не отличалась от прочих офицерских палаток. Повешенный внутри бумажный фонарик тускло освещал разложенные на земле гаоляновые циновки, стеганые одеяла, маленькую, очень жесткую, обшитую узорами подушку для головы, кованый ларец с бумагами, шашку и револьверы генерала. Сам генерал также в одних шароварах сидел в позе лотоса и тупо смотрел на лист рисовой бумаги в своей руке.
«Эта старуха выжила из ума, — подумал генерал, ещё раз зафиксировав взгляд на заголовке. — „Декларация о войне“. О, Великий Будда, спаси мою страну! До какой же степени надо потерять разум, чтобы разом объявить войну Великобритании, Германии, Австро-Венгрии, Франции, Италии, Японии, САСШ и России».
Этот листок генералу вручил адъютант, получивший его с телеграфа Тяньцзиня. Сегодня восьмого июня Пекин официально объявил войну коалиции вышеперечисленных государств. Генерал вновь уставился в листок невидящим взглядом, пытаясь осознать ту катастрофу, в которую стремительно катилась его страна.
Не Ши Чэн стал генералом во время китайско-японской войны девяносто четвертого — девяносто пятого годов. По её окончании был назначен командующим войсками Чжилийской провинции. Следующим шагом должно было быть место наместника или, как теперь называлась эта должность, губернатора провинции Чжили. Его имя, как самого молодого и талантливого генерала, было известно самому императору. Но тут всё стало разваливаться буквально на глазах.
Сокрушительное поражение Цинской империи и подписание в девяносто пятом году Симоносекского договора закрепило за японцами территориальные приобретения в виде островов Тайвань, Пэнху и Ляодунского полуострова, а также принудило цинское правительство к выплате больших контрибуций. Кроме того, китайцы обязывались признать независимый статус Кореи, что открывало для Японской империи перспективы открытой экспансии в этой стране. Но успехи японцев вынудили великие державы осадить чрезмерный их пыл. Под нажимом России, Франции и Германии правительство Страны Восходящего солнца пошло на пересмотр подписанных ранее договоренностей и отказалось от Ляодунского полуострова в обмен на дополнительные денежные компенсации.
Генерал злорадно улыбнулся, радуясь дипломатическому поражению своего древнего врага, но тут же горько поджал губы.
Пользуясь слабостью китайской империи, Германия первой решила присоединить ещё кусочек её территории к уже имеющимся. Убийство китайцами в девяносто седьмом году в Яньчжоу двух немецких священников одной из католических миссий, которые Второй Рейх активно внедрял по всему Китаю, послужило поводом для начала активных военных действий германцев. Спустя две недели после трагического происшествия к берегам Китая по прямому указанию Вильгельма II причалили три военных корабля. Немецкий десант высадился в Цзяо-Чжоу, и в результате, если можно было это назвать, «переговоров», немцы получили разрешение на строительство своей железной дороги и передачу Цзяо-Чжоу в аренду Германской империи сроком на девяносто девять лет.