Поход
Шрифт:
Говорит только тот, на чьём языке они поймут. Общее настроение разговора: вы посмели влезть на нашу территорию. У вас есть полчаса, чтобы убраться, тогда мы обидимся не очень сильно. Если нет – мы уезжаем, и тогда – сами виноваты. Радио не использовать, а то на русский сорвемся. Если надо как-то привлечь моё внимание – кричите что угодно. А самая главная ваша задача – вовремя убраться. Разбираюсь я сам.
План так себе, но что-то настроение такое… не чует она (хлопнул себя по заднему карману штанов) неприятностей. Больших.
Сегодня до баррикады доехали быстро. Вышли, Нора контролирует дорогу, я полез смотреть минирование. Так, растяжечка-то стоит
Полазил ещё – не, ничего больше. Ну и ладно, поставлю третью. Как ты снимать будешь? Да бесхитростно, думаю. Вставишь булавку в чеку второй, а потом откусишь проволочку. Да если и иначе, не будешь же ты груз снимать. А если будешь? Тогда лучше поставлю автономно, мимо всё равно не пройдёшь.
Сделал… не то, чтобы растяжку... неважно. Походил, со всех сторон рассмотрел – не видно. Убрал коврик, на котором стоял, чтобы не натоптать. А через час роса высохнет – совсем видно не будет. Всё, едем дальше, ищем место, откуда они приезжали, и наших Иванов.
Спросите – откуда такие познания специфичные? А от специфики места службы. Точнее – местности. Знаете, откуда пошло название MRAP – машины с усиленной противоминной защитой? Была такая страна – Родезия. К концу существования в её земле и окрестностях только по официальным данным лежало более двух миллионов мин. В реальности – больше.
Минировали там все. Белые фермеры ставили мины от набегов чёрных банд. Негры минировали подъездные пути на фермы. Португальцы ставили мины против партизан. Партизаны всех мастей минировали дороги, где передвигались португальцы, и ставили минные поля друг против друга. Родезийская армия минировала линию границы от набегов из сопредельных государств. Якобы правительственные армии этих государств минировали возможные пути, где могли проехать родезийцы. Евреи минировали везде – они работали по контрактам на любую сторону. Мины ставились любых производителей, всех времён и народов – какие удавалось добыть. Не считая тех, что делали ручками и полукустарно. Устанавливали вручную, установками дистанционного минирования и с вертолётов.
Так как линии границы там не существовало в принципе, и разночтения запросто могли доходить до пятидесяти километров в любую сторону, приграничная полоса представляла из себя чрезвычайно опасное место, а именно там нам и полагалось действовать по предназначению.
Чтобы хоть немного облегчить нашу участь, в группу советников ввели сапёра. Анатолий Андреевич, если верить его рассказам, минировал и разминировал всё, везде и всегда – с Полтавской битвы начиная. Но спец был, что называется, милостью божьей. Все минные постановки, существовавшие здесь и сейчас, являлись для него «тупыми», и во время, свободное от дрессировки «национальных кадров», он показывал нам некоторые вещи, которые должен знать, по его мнению, любой разумный человек. Как снять то, что снимать не положено, и переставить чуть подальше. Как делать разнообразные растяжки, и какими они вообще могут быть. Как надо ставить ловушки на сапёра обычного и на того, что поумнее. В общем, это целая наука. И кое-что из этой науки даже запомнилось.
Иду к машине, смотрю, а Нора едва заметно Сандру отодвигает в сторонку. Вроде две подруги беседуют, но потихоньку под
Смотрю – а веточки-то дрогнули. Потеряли нас там из виду. А кто?
– Aufstehen! Gewehr weg! (Встать, положить оружие! – Нем.) – Если наши, может, сообразят, я же с ними тоже по немецки начинал. Так, а что у нас есть чисто русское, но на иностранном языке? А, так вот же:
– Уно-уно-уно-уно моменто…
– Андрей Владимирович, это вы?
Ветки раздвинулись, и появился человек. Вид несколько потрёпанный, но бодрый. Винтовка в руке. Иван был один. Интересно, от вчерашнего ливня он где прятался?
– А Юрий Николаевич где?
– Нет больше Иванова. – И взгляд такой… недобрый.
– Ваня, по твоему выражению лица судя, я бы предположил, что он отравился. Свинцом?
– Да что вы, как можно, он же свой. Пойдёмте, покажу – и Иван рванул в сторону локалки.
– Стой! Стоять! Стой, б… !!!!….!!!
Вот правильно говорят, что приказ, отданный без мата, рассматривается как пожелание. Это же не ругательство, а, скорее, указание, насколько быстро и точно приказ следует выполнять. Остановился, наконец.
– Куда ты лезешь, заминировано! Сюда подходи, спокойно поговорим.
– Да я знаю, растяжка там стоит, видел, как они ставили. Вот тут, рядом, пройти можно.
Нору оставил на дороге, с Иваном пошли наверх, к локалке.
– Мы-то сначала, как сюда добрались, нормально жили, – рассказывал Иван, пока мы шли к дому. – Крупы были, масло… Охота здесь сказочная, не то, что дома, в станице. Там утку на охоте добудешь – уже доволен. А здесь – один патрон зарядишь, чтобы не увлечься, отойдёшь немного от дома, чтобы на Карьере выстрел был не слышен – и выбирай, чего стрельнуть.
А потом Николаича как переклинило: «Ваня, – говорит, – ты понимаешь, мы же до конца жизни ничего делать не будем, и обеспечены будем чем угодно, если этот "подарок" сдадим. И всё нам будет – и гражданство, и уважение. А эти, что на нас сейчас свысока смотрят, заткнутся. Ты – богатый, а они – неудачники. Пусть молча завидуют». Я его и так убеждать пытался, и эдак – а он: «Я там сколько лет после того, как Союз развалился, прожил – и нормально».
Я ему: «Ты пойми, Николаич, это же не мы нашли, это нам дали! И богатство всё это, и жильё, и оружие. Не говоря уже про то, что спасли нас с Карьера, мы б там сдохли в конце концов». А он: «Это наше сейчас, как распорядимся, так и будет. А ждать до морковкиного заговенья можно. Мало ли, что он вернуться обещал. Пообещал – и забыл. Да и кто он? Ты уверен, что русский? Он же по-немецки с нами заговорил сначала. Да и с кем он вернётся, если вернётся? Точно с русскими, или с теми же немцами? Для кого мы это всё бережем?»...
– Да, – Иван вдруг как споткнулся, – а вы точно русские? На машине-то у вас что написано?
Хороший вопрос...
– На машине, Ваня, написано «Вооружённые Силы Аргентины». На заборе тоже бывает написано… а там – дрова, если заглянуть. Сказать я тебе что-то могу, кроме русского, и на немецком, и на испанском, и на португальском кое-что. И даже на шону несколько слов, и на тсонга. И ни о чём это не говорит.
Так что, Вань, убеждать я тебя не стану. Сам решай. Я тебе так скажу... Вот Сандра – итальянка. Самая настоящая. Нора, что возле машины осталась – немка. Тоже настоящая. Только русский – это не тот, у кого родители русскими были, а тот, у кого дети русскими станут.