Походы Александра Македонского
Шрифт:
Подобный вариант развития событий царь тоже не учел. С коалицией балканских греков, островных эллинов и Персидской державы он в данный момент воевать был не в состоянии. Поэтому базилевсу только и оставалось, что снять осаду, заключить новый договор с Афинами и, подсчитывая убытки от неудачной войны, делать выводы из допущенных ошибок.
Поход Филиппа на скифов в 339 году до н. э. совершенно не вписывается в его общую стратегическую концепцию и на первый взгляд не поддаётся логическому объяснению. Общих границ у противников не было, государственные интересы лежали в разных плоскостях и на первый взгляд не должны были пересекаться. Некоторый свет на причины конфликта проливает Юстин, прямо указывая, что данный поход был вызван большими денежными затруднениями царя, которые возникли из-за неудачных осад Византия и Перинфа: «После этого Филипп отправился в Скифию, тоже надеясь на
Базилевс торжествовал и повёл своё нагруженное добычей войско домой, но, как оказалось, неприятности на этом для него не закончились. Племя трибаллов, через земли которого проходила македонская армия, потребовало за свободный проход часть добычи. Филипп даже опешил от такой наглости, поскольку не ему, правителю самого могучего государства на Балканах, выслушивать требования каких-то племенных царьков. Обменявшись взаимными оскорблениями, обе стороны схватились за оружие и вступили в сражение. Трудно сказать, чем бы этот бой закончился, если бы в самый разгар битвы тяжёлое ранение не получил Филипп. Копьём базилевсу насквозь пробили бедро, причём удар был такой силы, что им же был убит и царский конь. Македонцев охватила паника, они решили, что их царь погиб, и стали отходить с поля боя. Вся скифская добыча была брошена и попала в руки трибаллов.
Итог скифской кампании македонского царя подвел Юстин: «Таким образом, добыча, захваченная в Скифии, точно на ней лежало проклятие, едва не принесла гибели македонянам» (IX,3). Несмотря на то что Филипп остался жив и его армия не была разгромлена, удар по престижу базилевса и Македонии был очень велик. Пока царь был прикован к постели, он передумал о многом и пришёл к выводу, что настало время нанести удар по своему главному врагу – Афинам. Филипп помнил, что именно афиняне помешали ему взять Византий и Перинф, что, в свою очередь, спровоцировало поход в Скифию, который столь плачевно закончился. И именно Афины всегда оказывались во главе коалиции, направленной против Македонии. Победив же афинян, с остальными недругами будет справиться намного легче.
Война с Афинами была решена.
Как только Филипп оправился от ран, началась подготовка к войне с афинянами. Базилевс нещадно муштровал войска, поскольку отдавал себе отчет в том, к каким последствиям может привести поражение. Слишком велики были ставки в затеянной им игре, где проигравший мог потерять всё. Но царь Македонии слишком долго шел к этой войне, чтобы отступить в последний момент. Ему нужен был только повод, чтобы открыть боевые действия. И здесь удача внезапно улыбнулась Филиппу. Совет амфиктионов объявил очередную Священную войну в Греции и поручил македонскому базилевсу покарать святотатцев. На этот раз в роли безбожников оказались жители города Амфисса в Локриде, как и фокейцы, они покусились на имущество храма Аполлона в Дельфах. Правда, сам храм не грабили, а просто распахали земли на священной равнине к югу от святилища. Только не учли, что сельским хозяйством там заниматься запрещено, и поэтому их поступок в глазах остальных эллинов будет выглядеть кощунством.
Повод для вторжения в Грецию и вмешательства в её дела был просто великолепный, поскольку привлечь на свою сторону эллинов в борьбе с теми же эллинами было для Филиппа очень заманчиво. И самое главное, афиняне не могли ничего против этого возразить. Им очень не хотелось пускать в Элладу своего злейшего врага, но Священная война была объявлена, и они были бессильны что-либо изменить. А Филипп не медлил. Понимая, что в сложившейся ситуации промедление смерти подобно, он сразу же выступил с армией на юг. Лучшие македонские полководцы вели войска в этот поход, и на этот раз Филипп взял с собой сына, которому недавно исполнилось 18 лет.
Вступив в Среднюю Грецию, царь не пошёл в земли локров, на Амфиссу, а неожиданно повел армию в Фокиду, где занял стратегически важный
Говорить, что афиняне были к войне не готовы, было бы неправильно, Демосфен им расслабиться не давал, постоянно напоминая об угрозе с севера. Мало того, неугомонный оратор колесил по всей Элладе, глаголом жёг сердца эллинов и в итоге склонил на свою сторону многие города, решившие поддержать Афины в борьбе с Македонией. Было набрано войско из 15 000 гоплитов и 2000 всадников, а афинские союзники охотно внесли деньги на плату наёмникам.
Всё было хорошо, но наиболее дальновидные из афинян, и среди них опять-таки Демосфен, прекрасно понимали, что для борьбы с грозным македонским царём этих ресурсов недостаточно. Но была в Элладе сила, способная дать решающее преимущество антимакедонской коалиции, и называлась она – Фивы. Фиванская армия на тот момент была одной из лучших в Греции, её боевые традиции восходили к временам легендарного беотарха Эпаминонда. Поэтому афинским политикам очень хотелось, чтобы фиванцы выступили вместе с ними.
Проблема была в том, что Фивы с Филиппом, в отличие от Афин, не враждовали, потому что их связывали особые отношения с царским домом Македонии. Филипп жил в этом городе в качестве заложника и многих фиванцев знал лично, да и во время войны с Фокидой македонцы не раз приходили к ним на помощь. Но что самое главное, у базилевса не было к Фивам никаких претензий и нападать на них он не собирался. Да и у самих граждан настрой был соответствующий и воевать желания не было, что и засвидетельствовал Плутарх: «Фиванцы ясно видели, в чем для них польза и в чем вред, ибо у каждого в глазах еще стояли ужасы войны, и раны фокейских боев были совсем свежи» [13] . Поэтому, когда к ним прибыли послы и от Филиппа и от Афин, то казалось, что шансы втянуть Фивы в войну с Македонией не велики.
13
Плутарх. Демосфен, 18.
Но именно здесь наступил звёздный час Демосфена, который превзошёл сам себя и совершил невозможное, втянув целый народ в совершенно ему не нужную и бессмысленную войну. Красноречие гениального оратора волной накрыло фиванцев, и они с трепетом внимали, что им изрекает с трибуны великий человек. А Демосфен вещал о чести и доблести, вспоминал славное военное прошлое Фив, великих стратегов Эпаминонда и Пелопида, победы фиванцев при Левктрах и Мантинее. Оратор заливался соловьём, разжигая мужество и честолюбие граждан Фив, и они, по словам Плутарха, забыв о страхе, благоразумии и благодарности всем сердцем и помыслами устремились к доблести. Никто из правящей верхушки города не сумел удержать своих сограждан от охватившего их безумия. Главная беда фиванцев заключалась в том, что они реально не оценили сложившуюся обстановку, а поддались волшебной силе ораторского искусства. Наслушались Демосфеновых речей и приняли роковое решение, которое в конечном итоге приведёт к полному уничтожению их родного города.
Можно представить гнев базилевса, когда он узнал об этом странном и непонятном для него решении фиванцев. Но отступать царь не стал, а решил сражаться против объединённой вражеской армии. Когда собрались все союзные контингенты, то войско Филиппа насчитывало 30 000 пехоты и 2000 всадников. Македонская армия выступила в поход на Фивы.
Под командованием стратегов Хареса и Лисикла начали выдвижение афиняне, они форсированным маршем прошли через Беотию, подошли к городу Херонея и соединились с фиванской армией. Вскоре у Херонеи появился Филипп, и противники стали готовиться к битве. По количеству пехоты противоборствующие армии не уступали друг другу, не исключено, что у союзников её было даже немного больше. Зато ветераны Филиппа, закалённые десятками походов и сражений, на голову превосходили афинских наёмников и ополченцев, поэтому главная надежда союзников была на фиванских гоплитов, которые обладали великолепной индивидуальной подготовкой. О том, сколько всадников выставили союзники, нам не известно, поэтому не исключено, что у македонцев было колоссальное преимущество в коннице. Но главной бедой эллинов стало то, что во всём объединённом греческом войске не было полководца, равного Филиппу как по боевому опыту, так и по таланту военачальника.