Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава
Шрифт:
22-го числа на рассвете увидели мы по правую руку на Дунае местечко Семен; а невдалеке оттуда показался Белград, с той стороны, с которой впадают в Дунай реки Тисса и Драва, и Белград лежит в том месте, где река Свина, или Сава, соединяется с Дунаем. Тут в крайнем углу предгорья стоит старый город древнего строения, огражден двумя стенами и многими башнями; с двух сторон к нему текут те реки, о которых выше помянуто. На той стороне города, к твердой земле, на возвышении стоит прекрасный замок со множеством высоких башен, сложен весь из тесаного камня. Предместье пространное, и в нем множество домов, а живут разные народы: турки, греки, жиды, угры, далматы, седмиградчане и иные. Так и во всех почти землях турецких предместье бывает больше города и само кажется точно большой город. В этом городе нечего смотреть замечательного; только купеческий дом, в котором купцы имеют свои товарные склады; дом четвероугольный, весь покрыт оловом, устроен со сводами и склепами для сохранности товаров, а внутри галерея с кладовыми и лавками. В средине того дома площадка сделана, а в ней большой бассейн, в который течет жолобом вода через большой круглый камень, а на том камне высечена надпись: Qui crediderit et baptizatus fuerit salvus erit. Anno 1538. Кто веру имет и крестится, спасен будет.
В замок не хотели всех пустить, и только видели мы на стенах множество пушек; однако по просьбе и ради подарков от пана посла пустили нас с дядей его и с одним чаусом в замок, только ничего замечательного не хотели нам показать; видели мы только, что укреплен он сильно и нелегко взять его. Турки, на памяти предков наших, непременно хотели и всячески усиливались добыть себе этот город и замок, сперва султан Амурат, потом Магомет, сын его, который завоевал Константинополь; только тогда венгры и крестовые рыцари удачно его обороняли, так что все усилия варварского народа остались втуне. Напоследок в 1520 г. султан Солиман в начале своего царствования обложил его с великим войском, и по случаю неспособности короля Людовика, бывшего тогда в малолетстве, да по несогласию и раздорам венгерских вельмож, которые сами стали ссориться и вести брань между собой, город и замок оставлены без защиты, не снабжены сильным войском, так что Солиман почти что без труда и нечаянно захватил его. Сюда потом, точно в отворенные ворота, и ринулось на Венгрию все то бедствие, которое ныне весь этот народ терпит. Тут в самом начале поражен насмерть венгерский король Людовик; подобным же образом взят главный город Будин, Седмиградская земля завоевана; Острехов и другие крепости взяты, королевство, бывшее прежде в великой славе, попало в неволю, соседние народы живут в великом страхе, а мы, несчастные чехи, через эту войну у венгерцев много потерпели бед и напастей; из-за этой войны в Венгрии несчетные суммы денег из земли нашей вышли, несчетное число знаменитых людей, наших милых братьев чехов, побито и осталось в Венгрии, и вся Венгерская земля того никак не стоит. Если же нам Господь Бог не пошлет свою чудесную помощь, страшно, как бы эти главные враги наши не утвердились сначала в Австрии, а потом и в нашей милой стороне, — от чего избави нас милостью своей, всесильный Боже! [1183] К тому же нет доброго согласия, истинной любви и верности между нами, оскудела правда в чехах, и доблести отцовские сгибли; если и есть такие, то очень мало их осталось. Кому же стать на защиту родной земли, чтобы чужие народы в нее не вторглись и не загубили бы наше славное Чешское королевство? Однако я уже слишком распространился об этом, пора вернуться к Белграду.
1183
Чего опасался добрый юноша от турок, то пришло вскоре с другой стороны, от цесарских людей, когда, после белогорской битвы, Австрия принялась искоренять в Богемии чешскую народность.
24-го числа, до отъезда нашего из Белграда, возникли неудовольствия между паном послом и капиджи-пашой, который к нам был приставлен, потому что он должен был по уговору снабжать нас достаточным продовольствием, но того не исполнял и дурно нас продовольствовал, а искал своего прибытка. По этому случаю хотел пан посол отправить ездового в Будин и паше на него пожаловаться; однако тот капиджи, зная вину свою и имея в таких делах хитрость, так устроил, что не могли мы и за большие деньги достать ездового. За это пан посол на него сильно гневался и грозил ему, что если он не станет лучше продовольствовать, то будет на него жаловаться при дворе турецкого цесаря. Этой угрозы испугался капиджи и обещал, что за все вознаградит нас и впредь будет доставлять нам доброе продовольствие.
В Белграде изготовили мы себе все, что нужно было для сухопутного путешествия, и 27 числа, снявши с кораблей венские наши повозки с конями, сели в те повозки и поехали сухим путем от Белграда в Константинополь. По левую сторону на дунайском берегу остался за нами замок Смедерево, где было некогда пребывание сербского деспота, и в тот же день мы приехали на первый ночлег в Исарлак, или Малую Полянку [1184] .
28-го числа встретился нам по дороге новый чиновник паши будинского, называемый у турок дефтердаром. Должность его состоит в том, что он держит у себя денежную казну своего начальника и выдает по его приказу на нужные потребности. Ехало при нем несколько турок на конях, а за ним 5 молодцов, которые несли его копья и прочее оружие, потом верблюды, несколько мулов и повозка с его женами. К вечеру приехали в Великую Полянку и там первый раз имели ночлег в турецкой гостинице возле своих коней, так как в простейших гостиницах нет иных лучших покоев.
1184
Здесь был передовой турецкий пост в Сербии, до взятия Белграда.
Здесь, кажется мне, у места сказать о тех турецких гостиницах, или караван-сераях, в которых мы по дороге останавливались: они достойны примечания. Это большое строение, больше в ширину, нежели в длину, и в середине устроено широкое ровное место, на котором проезжие люди складывают свою поклажу и ставят верблюдов и мулов своих. Вокруг этого места идет пристенок, вышиной около 3 футов, точно лавка приставлена к стенам, на которых держится все строение. Поделаны тут огнища и печи, на которых проезжие люди готовят себе кушанье, а от верблюдов, мулов и коней ничем иным они не отделены, только этим пристенком; да и коней своих привязывают они к пристенку так близко, что скотина тут же возле них держит свою морду и стоит перед своим господином, когда он греется или ужинает, точно служитель, готовый и на службу, и сама ест корм из дорожной посудины, так как нет у них тут устроенных ясель; так близко та скотина стоит к господину своему, что может прямо из рук у него брать хлеб, или яблоко, или иную пищу. На том пристенке проезжающие стелят себе постель таким образом: сперва кладут ковер, который берут с собой в дорогу для этой надобности, и привязывают на конь; потом на ковер стелят свой таламан,
Таковых гостиниц много в Турции, только наш пан посол не рад был иметь в них ночлег, оттого что, куда мы ни приезжали, все бывшие тут турки очи на нас выпяливали и дивились нашим обычаям да и оттого еще, что и от людей, и от скотины смрад бывал немалый. Поэтому везде мы высматривали, нельзя ли устроить пану нашему ночлег в какой-нибудь христианской хижине, но тут место было так тесно и узко, что часто негде было и маленькую кровать поставить. А когда пан посол где-нибудь устраивался, мы сами располагались на ночь на повозках, под повозками и где только могли, на коврах и постилках. Кое-где ночевали мы в турецких госпиталях (странноприимных домах): они изрядного строения, крыты оловом и для дорожных людей очень удобны, потому что в них есть всегда много пустых комнат, которые ни для кого не заказаны, а отворяются равно для всякого и для христианина, и для жида, и для богатого, и для бедного; тут обыкновенно останавливаются в дороге паши, санджакбеки и другие турецкие господа; в таких госпиталях мы очень хорошо и покойно проводили ночь и высыпались вдосталь. В тех госпиталях, по заведенному обычаю, турки дают и пищу всякому, кто туда приедет; когда придет время к ужину, один из госпитальных приставников несет кринку, или большое блюдо, круглое и плоское, только по краям приподнято пальца на два, а на блюде стоит полная миска вареной каши, ячменной или рисовой, и большой кусок баранины; вокруг миски несколько хлебов, а иногда еще приносят миску меду в сотах. И нам тоже подавали, только пан посол не решался кушать, но мы, как у всех в нашем обществе были здоровые желудки, не отказывались, и нам приносили и другую, и третью миску. Что приходилось по вкусу, то мы ели, а поевши, давали служителю по нескольку аспров; также давали мы денег и всем нашим туркам, которые с нами ехали. Проезжий человек может даром пользоваться таким угощением три дня, а потом должен выехать до другой гостиницы. Эти госпитали имеют большие угодья и доходы, ибо знатные и набожные паши и знатные господа турецкие дают деньги на такие заведения, укрепляют за ними доходы и, покупая имения при своей жизни, отказывают им по смерти немалые денежные суммы.
29-го числа приехали мы в Будиссин — простая деревня и гостиница не очень хорошая. Тут встретили мы шестерых христиан, взятых турками в Весприне в Венгрии: их вели в город Софию на рынок для продажи. Вечером пан посол потребовал себе четырех чаусов, или комиссаров, и при янычарах объявил им, что ему доставляется негодное продовольствие, тогда как от паши будинского дана была капиджи-паше на расход немалая сумма денег, и что он долее не хочет терпеть, чтобы люди его морились голодом. Затем велел принести к себе сундук, в котором везены были наличные деньги для турецкого цесаря, приказал при всех открыть его и вынул один кошелек, в котором лежало около 200 коп мейсенских; на эти деньги приказал купить провизии и всего нужного и сказал, что будет жаловаться турецкому двору на того капиджи-пашу и деньги будут с него взысканы или с того, на кого он вину сложит. И чаусы ничего на это не возразили, только подтвердили, что капиджи поручено снабжать нас всем нужным продовольствием. На этом же пути, подалее, указывали нам турки с высокой горы развалины моста Траяна, цесаря римского.
30-го числа приехали мы в Ягодню, большое и красивое село. При самом въезде в него стоит прекрасная турецкая мечеть, крытая оловом; есть тут и большой караван-серай, где мы поставили своих коней, но сами не хотели оставаться в тамошнем смраде, а ночевали у крестьян. Против нашей гостиницы был другой турецкий храм, а перед ним выложенный белым мрамором бассейн, в котором турки, по обычаю своему, моются и очищаются, прежде чем войдут в храм: где бы они ни молились, если не помывшись молятся, то нет в молитве их святости. Также и обувь оставляют у храма и входят в него босиком. Трудно поверить, какую чистоту они наблюдают в тех храмах. Ни паутин, ни всякой иной нечистоты они не терпят, христианину не позволяют ни за какие подарки войти в храм, пса или иную скотину не пускают. Они входят в храм, сняв обувь, с великим смирением и унижением, ложатся распростершись наземь, целуют ее и молятся в таком сокрушении, как бы Бога перед собой очами видели. Никто не двигается и по храму не проходит, друг с другом не разговаривают, и ничего не слышно, кроме молитвенного сокрушения. Во всех храмах пол покрыт коврами или рогожами, на которых, по обычаю, стоят голыми ногами или на коленях или сидят, скрестив под собой ноги. Никакого сморканья и плеванья не слышно: все то они за великий грех считают. Если бы кому случилось невольно и забывшись харкнуть или плюнуть на землю и т. п., тотчас бежит вон из храма и очищает себя омовением. Коротко сказать: эти поганые своим благочестием превосходят нас, христиан, а мы, имея познание истинного Господа Бога всемогущего, должны бы во дни и в нощи восхвалять его святую милость, что пришли к правому познанию, и больше иметь усердия во святых молитвах.
31-го числа недалеко от Ягодни переправились мы через реку Мораву, а та река отделяет Сербию от Болгарии. Прекрасная тут сторона, только запустела, потому что турки мало возделывают землю, а больше разоряют и запускают, и одни только обыватели из христиан занимаются полевыми работами. Коней своих и повозки перевезли мы через реку на лодках и приехали на ночь в село Резон, бедное и разоренное: в нем не нашлось устроенной гостиницы, и мы должны были проводить ночь иные в хижинах, а иные под повозками и под открытым небом.
1-го числа ноября месяца приехали мы к речке Ниссе; она оставалась у нас по правую руку, пока мы доехали до города. Здесь считается полпути от Вены до Константинополя. Приехавши в гостиницу, выпрягли коней и повели купать их в речку, которая в этом месте течет и шириной будет шагов на 50; въехали в нее без опасения, как вдруг служитель пана Гофмана нечаянно попал в глубину, коня у него сбило, и он стал звать на помощь; один из повозчиков протянул ему шест, но он так крепко ухватился за тот шест, что и сам сбился с коня, и повозчика сшиб; кони выплыли, но людям невозможно было помочь, и оба утонули. Пан посол велел потом отыскать тела, вытащить из воды и похоронить. На берегу той речки видели мы в одном месте, где часто находят римские древности, мраморный столб и на нем надпись латинскими буквами, только буквы обились и мы не могли разобрать ее. Нисса город не последний и довольно многолюден; тут мы ночевали.