Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

Твен Марк

— Ну, ладно! Я умываю руки! Предупреждаю вас, однако, Мэри-Джен, что придет время, когда вы будете чувствовать себя дурно, вспоминая этот день!

— В таком случае, господин доктор, — возразил на смешливо добродушным тоном король, — мы первым делом пошлем за вами!

Обещание это рассмешило всех присутствующих, увидевших в нем весьма остроумную шутку.

Глава XXVI

Она просит у меня прощения. — Прячусь в комнате и краду деньги.

После ухода всех посторонних

король осведомился у Мэри-Джен, есть ли в доме свободные комнаты? Девушка объявила, что в доме всего только одна свободная комната, куда она рассчитывает поместить дядю Уильяма; свою собственную, более просторную комнатку, она уступает дяде Гарвею, а сама поместится в одной комнате с сестрами и будет спать в гамаке. На чердаке имелся, кроме того, маленький светлый чуланчик с небольшой кроваткой. Король объявил, что в этом чуланчике можно будет поместить его слугу, то есть меня.

Мэри-Джен отвела нас наверх и показала своим дядюшкам-англичанам отведенные для них комнаты, убранные просто, но тем не менее очень мило, причем объяснила, что если ее платья и разные другие безделушки помешают дядюшке Гарвею, то она охотно уберет их из комнаты. Платья висели на стене, укрываясь от взоров коленкоровой занавеской, ниспадав шей до пола. В одном углу стоял маленький старинный сундучок, а в другом — футляр от гитары. Кроме того, комната была убрана множеством разных, ни к чему не пригодных безделушек, какими девицы вообще имеют привычку украшать свои гнездышки. Ко роль нашел, что ему будет гораздо приятнее, если все это убранство останется на месте. Комната, отведенная герцогу, была невелика, но в достаточной степени хороша для него. То же самое можно было бы сказать и про мой чуланчик.

Вечером был подан сытный ужин, на который явились все мужчины, встретившие нас на пристани и в доме Питера Уилькса. Исполняя лакейскую свою обязанность, я стоял за стулом короля и прислуживал ему и герцогу; всем остальным прислуживали негры. Мэри-Джен, как и подобает хозяйке, сидела на по четном месте, рядом с Сюзанной. Она, разумеется, извинилась перед гостями за недоброкачественность ужина, — рассказывала, что бисквиты не удались, что салат и пикули из рук вон плохи, а жареные цыплята до того жестки, что их с трудом лишь можно раскусить, — одним словом, напрашивалась на комплименты, как всегда делают в таких случаях женщины. Гости наперед уже знали, что ужин будет великолепный, и высказывали это, спрашивая, например: «Как это вам удалось так хорошо подрумянить эти бисквиты?» или «Скажите на милость, откуда вы добыли эти дивные пикули?» Вообще за ужином шла обычная в таких случаях умышленная шарлатанская болтовня.

После ужина я и девица с заячьей губой закусывали на кухне остатками от пиршества. Обе другие сестры помогали неграм мыть и убирать посуду. Джоанна принялась меня расспрашивать про Англию, и, клянусь Богом, мне зачастую казалось, будто я стою на тончайшем льду, ежеминутно угрожающем провалиться. Так, между прочим, она спросила:

— Видели ли вы когда-нибудь короля?

— Которого именно? Вильгельма Четвертого? Понятное дело, видел! Он ходит ведь к нам в церковь! — ответил я ей.

Мне было известно, что Вильгельм Четвертый давно уже умер, но я не счел нужным об этом рассказывать. Джоанна, которую, очевидно, удивило посещение королем нашей церкви, осведомилась:

— И часто он туда ходит?

— Постоянно! Скамья его прямо против нашей, но только по другую сторону кафедры!

— А я думала, что король живет в Лондоне!

— Понятное дело, он живет там! Где же прикажете ему жить!

— А ведь вы сами живете, кажется, в Шеффильде?

Я убедился, что попал впросак, как самый первейший болван. Следовало во что бы то ни стало выпутаться, а потому, чтобы выиграть время, я сделал вид, будто подавился косточкой от цыпленка, и через минутку объяснил:

— Я хотел сказать, что король постоянно посещает нашу церковь, когда проживает в Шеффильде. Это случается лишь в летние месяцы, когда доктора про писывают ему купания в морской воде.

— Какие странные вещи вы говорите! Шеффильд вовсе не приморский город!

— Да разве я называл его приморским?

— Называли!

— Мне это и в голову не приходило!

— А все-таки вы называли!

— Нет!

— Да!

— Я никогда не говорил ничего подобного.

— Что же вы говорили в таком случае?

— Говорил, что король приезжает в Шеффильд купаться в морской воде.

— Как же он стал бы купаться в морской воде, если Шеффильд расположен не на берегу моря?

— Позвольте! — сказал я в свою очередь. — Случалось вам когда-нибудь видеть зельтерскую воду?

— Да!

— Надо вам было ездить для этого в Зельтерс?

— Нет!

— Ну-с, так видите ли, и Вильгельму Четвертому незачем ездить на море, чтобы купаться в морской воде!

— Как же он ее себе достает?

— Вроде того, как вы здесь получаете зельтерскую воду: в бочонках! В Шеффильдском дворце вмазаны на кухне большие котлы, так как королю велено купаться в теплой воде. На море, как вам известно, нет приспособлений, чтобы кипятить воду!

— Да, теперь я понимаю! Вы могли бы сказать об этом сразу! Это было бы гораздо короче и яснее!

Убедившись, что выбрался опять на твердую почву, я почувствовал большое облегчение и совершенно искренне этому обрадовался, но радость моя оказалась преждевременной. В следующее затем мгновение Джоанна спросила:

— Ну, а вы часто ходите в церковь?

— Постоянно!

— Где же вы там сидите?

— Понятное дело, на нашей скамейке!

— На чьей, вы говорите?

— Конечно, на скамейке вашего дядюшки Гарвея!

— Скажите на милость! Да к чему же ему скамья?

— Чтобы на ней сидеть! Для чего иного и служат скамьи?

— А я, признаться, думала, что его место на кафедре!

«Ах, черт бы его побрал. Я и позабыл, что он проповедник», — сказал я себе самому. Усмотрев таким образом, что я снова попал впросак, я поспешил по давиться опять цыплячьей косточкой и обдумать другой способ, чтобы выпутаться как-нибудь из неловкого моего положения. Раскинув умом, я спросил:

— Неужели вы думаете, что в церкви у нас только один проповедник?