Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Шрифт:
Джим чуть не лишился чувств от страха, он шепнул мне:
— Пойдем поскорее отсюда!
— Хорошо, — говорю я и уж стал пробираться назад к плоту; но в ту же минуту раздался чей-то отчаянный вопль:
— Постойте, ребята, я клянусь, что не выдам! Другой голос отвечал довольно громко:
— Врешь, Джим Тернер! Не впервые ты так поступаешь. Всегда норовишь забрать двойную долю, да еще угрожаешь выдать нас. На этот раз кончено — надоели нам твои штуки, подлая собака!
Между тем Джим возвращался к плоту. Меня разобрало любопытство; уж Том Сойер ни за что бы не отступил теперь, и я не отступлю — посмотрим, что будет дальше.
— Вот погоди, запляшешь ты у меня, низкая тварь! Несчастный корчился и вопил:
— Ради бога, Билл, не надо!.. Клянусь, не скажу никому! Человек с фонарем ехидно посмеивался:
— В самом деле не выдашь? В первый раз в жизни ты сказал правду, голубчик! Ишь как хнычет! А ведь если бы мы не связали его, он укокошил бы нас обоих. И за что, спрашивается? Просто так, за здорово живешь. За то, что мы стояли за свои права. Нет, дудки! Больше никого уж не станешь стращать, Джим Тернер! Погоди, однако, стрелять, Билл!
— Чего же тут мешкать, Джек Пакард! — возразил Билл. — Я стою на том, что нужно убить его. Разве он не застрелил точно так же старика Гатфилда?
— Но я не хочу убивать его. У меня на это свои причины.
— Да благословит вас Господь за такие слова, Джек Пакард! Век их не забуду, пока жив! — хныкал человек, лежащий на полу.
Пакард не обратил на это ни малейшего внимания, повесил фонарь на гвоздик и направился к тому месту, где спрятался я, позвав с собой Билла. Я отполз прочь, как только мог живее, но судно так сильно качалось, что мне трудно было отойти на далекое расстояние, и я прошмыгнул в другую каюту. Между тем негодяи пробирались вперед в потемках; дойдя до моей каюты, Пакард сказал Биллу:
— Войдем сюда!
Он вошел, а за ним и Билл. Но не успели они войти, как я уже очутился на верхней койке, так сказать, припертый к стене и горько раскаиваясь, зачем забрался сюда. Оба стояли, опершись руками о края койки, и толковали.
Я не мог видеть их, но чуял, где они стоят, по запаху водки. Я был рад, что сам не пью водки, впрочем, это все равно — они не угадали, что я тут, даже если б я и пил водку, потому что я старался задержать дыхание.
У меня душа ушла в пятки, да и всякому стало бы жутко слушать такой разговор. Они беседовали тихо и серьезно. Билл непременно настаивал на том, чтобы убить Тернера.
— Ведь он обещал выдать нас и сдержит слово. Если б даже мы теперь отдали ему обе наши доли, это все равно не поможет, особенно после того, как мы обошлись с ним. Помяни мое слово: он донесет на нас. Послушайся лучше меня — я покончу с ним разом.
— Я и сам того же мнения, — проговорил Пакард спокойно.
— Черт возьми, а я уж начинал бояться, что ты не согласен. Ну и прекрасно! Пойдем и расправимся с ним немедленно.
— Постой, я еще не договорил. Послушай, Билл, застрелить его, положим, недурно, но есть средство почище этого. Зачем тут пачкаться, когда можно достичь того же самого гораздо легче и притом не подвергаясь риску. Не правда ли?
— Так-то так, но каким образом?
— Моя мысль вот какая: обшарим еще каюты, заберем все, чего не доглядели, потом поплывем к берегу и спрячем наше добро. Теперь сообрази: не пройдет и двух часов, как судно разобьется
— Кажется, прав. А вдруг пароход не потонет?
— Во всяком случае, мы можем подождать два часа: посмотрим, что из этого выйдет.
— Согласен, пойдем.
Они отправились, а я слез с койки, обливаясь холодным потом, и пополз дальше. Кругом стояла тьма кромешная; я шепнул хриплым голосом:. «Джим!» Он отозвался у самого моего локтя слабым стоном.
— Живей, надо улепетывать, Джим, не время тут нюни распускать; там внизу шайка убийц, если мы не отыщем их лодки и не пустим ее по течению, чтобы молодцы не могли выбраться с этого парохода, то нам придется плохо. Если же нам удастся найти ее, тогда они пропали — попадут в руки шерифа. Ну, проворней, не зевать! Ты ищи по правой стороне, а я по левой. Начни от плота и…
— О, боже мой, боже мой! А плот-то где? Нет нашего плота; его оторвало и унесло, а мы застряли здесь!
Глава XIII
Спаслись с парохода. — Сторож. — Пароход пошел ко дну.
Вот тебе раз!.. У меня замерло сердце, я чуть не упал в обморок Заперты на разбитом судне, да еще в такой компании! Однако нельзя было медлить. Надо во что бы то ни стало отыскать лодку, и теперь уже для нас самих. Дрожа всем телом, мы пробирались ощупью вдоль правого борта судна; дело шло медленно. Мне показалось, прошла целая вечность, покуда мы добрались до кормы. Никаких признаков лодки! Джим признался, что не в силах двинуться дальше — до того он ослабел с испугу. Но я уговорил его приободриться — все равно, если нам придется остаться на этих обломках, мы погибли! И вот мы направились к кормовой части, набрели на люк и уцепились за ставни, потому что край люка был в воде. Смотрим, а ялик тут как тут! Я едва мог различить в темноте его очертания. Вот обрадовался-то! В тот же миг я хотел прыгнуть в него. Вдруг дверь каюты отворилась. Один из разбойников высунул голову наружу — всего в двух шагах, — я уже думал, что пропала моя головушка, но он тотчас же юркнул назад, проговорив:
— Убери этот проклятый фонарь, Билл.
Затем он кинул в лодку набитый чем-то мешок, вошел сам и сел. Это был Пакард. Вслед за ним уселся и Билл. Пакард молвил шепотом:
— Готово, отчаливай!
Я едва не сорвался со ставни — до того ослаб. Вдруг Билл говорит:
— Постой!.. А что, ты у него не отобрал деньги?
— Нет. А ты?
— И не подумал… Значит, у него осталась его доля?
— Ну, тогда пойдем назад — не расчет нам бросать здесь деньги.
— А если он заподозрит, что мы затеваем?
— Так что ж за беда? Пойдем.
Они вылезли из лодки и вошли в каюту. Дверь за ними захлопнулась, так как была на той стороне парохода, которая накренилась кверху. В ту же секунду я очутился в лодке, Джим кинулся за мной… Ножом я перерезал канат — и мы поплыли.
Мы не тронули весел, не произнесли ни слова, старались даже задерживать дыхание, Быстро скользили мы среди мертвой тишины, миновали кожух, миновали корму, еще две секунды — и мы очутились ярдов на сто ниже судна, — оно исчезло во мраке, все целиком — мы были спасены!