Похождения Гекльберри Финна (пер.Ранцов)
Шрифт:
— Удивительно, — отвечал дядя Сайлас, — просто непонятно. Я отлично помню, что снял ее, когда…
— Как же иначе-то? Ведь у тебя другой и нет, если не считать той, что на тебе. Слышите, что он городит! Я сама знаю, что ты снял ее, потому что она вчера еще висела на веревке — я сама видела собственными глазами! А теперь пропала — вот и вся недолга, и тебе придется сменить рубаху на красную фланелевую фуфайку, покуда я соберусь и сошью новую. Это уже будет третья сорочка за эти два года! Просто не напасешься на тебя! И что ты с ними ухитряешься делать, право,
— Знаю, Салли, знаю — я и стараюсь беречь. Только, право, я тут совсем не виноват: ты знаешь, ведь я их не вижу и ничего с ними не имею общего, покуда они не на мне. Кажется, я еще ни разу не потерял рубахи с тела!
— Ну, разумеется, не потерял, потому что не мог, а если б мог, то уж непременно умудрился бы! А знаешь ли, ведь не одна рубаха пропала — еще и ложки не хватает; было десять ложек, а теперь их только девять. Ну, положим, теленок стащил рубаху, а уж ложку-то он, надеюсь, никак не мог взять, это несомненно!
— Что же еще пропало, Салли?
— Шесть свечей пропало, вот что! Крысы могли стащить свечи, вероятно, так они и сделали. Удивляюсь, как еще они не утащат весь дом! А вот ты все собираешься заткнуть крысиные норы и не затыкаешь! Дуры они будут, если не заберутся к тебе на тарелку, Сайлас, ты ведь и не заметишь! Но надеюсь, ты не станешь уверять, будто крысы стащили ложку…
— Твоя правда, Салли, я виноват, каюсь! Завтра же заткну крысиные норы…
— О, на твоем месте я бы и не стала торопиться — можно отложить до будущего года. Матильда Анджелина Араминта Фелпс!
Новый щелчок по голове, и ребенок проворно вытаскивает руку из сахарницы. В эту минуту негритянка появляется на галерее и докладывает:
— Миссис, а у нас простыня пропала…
— Простыня пропала! Господи помилуй!
— Сегодня же заткну дыры, ей-богу, сегодня же, — говорит дядя Сайлас с мрачным видом.
— Ах, молчи ты, пожалуйста! Уж не воображаешь ли ты, что крысы утащили простыню? Куда ж она девалась, Лиза?
— Господь ее знает, миссис, право, ума не приложу! Вчера еще висела на веревке, а теперь словно сгинула.
— Ну, кажется, светопреставление начинается. Я еще не видывала такой диковинки, покуда живу на свете! Рубаха, простыня, ложки, шесть свеч…
— Миссис, — докладывает молоденькая мулатка, — у нас не хватает медного подсвечника…
— Убирайся вон, неряха, не то запущу в тебя кастрюлей!
Тетя Салли не помнила себя от гнева. Я выжидал удобного случая, чтобы выскочить из-за стола, убежать в лес и оставаться там, покуда не стихнет домашняя буря. Долго тетя продолжала бушевать и кричать, — все домочадцы присмирели; наконец, дядя Сайлас с растерянным видом вытащил ложку у себя из кармана. Тетя так и замерла, разинув рот и растопырив руки; что касается меня, то я бы с радостью очутился в Иерусалиме или вообще где-нибудь подальше. Но недолго продолжалось мое смущение.
— Я так и знала! — воскликнула тетя Салли, — Ты все время держал ее у себя в кармане; вероятно, и все прочие вещи там же. Как она туда попала,
— Право, не знаю, Салли, — проговорил он извиняясь, — если б знал, сказал бы. Перед завтраком я изучал один текст в главе семнадцатой Деяний Апостольских, тогда, вероятно, нечаянно и сунул ложку в карман вместо Библии; так оно и должно быть, потому что Библии у меня нет в кармане. Вот погоди, я пойду посмотрю, если Библия там лежит, где я ее читал, значит, я ее не клал в карман, — это и будет служить доказательством, что я положил Библию на стол, а вместо нее сунул ложку…
— Ах, отвяжись ты, ради бога! Ступайте вы все вон отсюда и не смейте подходить ко мне близко, покуда я не успокоюсь!..
Я обрадовался этому приказанию; кажется, будь я покойником, и то бы я вскочил и убежал. Проходя по приемной, мы видели, как старик взял свою шляпу — в это время гвоздь выпал из-за ленты; он поднял его, положил на камин, не говоря ни слова, и вышел. Том посмотрел на него, вспомнил про ложку и сказал:
— Нет, мы больше не станем пересылать через него вещи — он человек ненадежный. Во всяком случае, он оказал нам хорошую услугу с ложкой, сам того не подозревая, за это и мы услужим ему так, чтобы он не знал: заделаем все крысиные норы!
Много же их было там, в погребе; это занятие отняло у нас целый час времени; но мы исполнили дело добросовестно и аккуратно. Услыхав шаги по лестнице, мы поскорее задули свечку и попрятались; вот показался старик со свечой в одной руке и со связкой пакли в другой; вид у него был рассеянный, очевидно, мысли его блуждали бог весть как далеко, наверное, за тридевять земель. Он побрел к одной крысиной норке, к другой, к третьей, пока наконец не обошел их все. Потом постоял минут пять, задумавшись, снял нагар со свечи, наконец, тихонько повернулся и задумчиво стал подыматься по лестнице, рассуждая сам с собой:
— Право, никак не могу припомнить, когда я это их заделал! Я мог бы ей доказать теперь, что я вовсе не виноват в пропажах. Ну, да ничего — пусть так останется. Я думаю, это все равно не помогло бы.
Бормоча про себя, он поплелся наверх, и мы тоже скоро ушли из погреба. Славный был старичок!
Том ужасно беспокоился, как нам быть с ложкой, — он говорил, что необходимо достать ложку, и принялся думать. Когда он придумал средство, он мне сообщил его, и вот мы пошли караулить возле корзинки с ложками, покуда не появилась тетя Салли. Том при ней начал считать ложки и откладывать их в сторону одну за другой, а я потихоньку стянул одну из них.
— Однако, тетя Салли, ведь и теперь всего девять ложек, — сказал Том.
— Ступай играть и не надоедай мне, — отвечала она, — мне лучше знать, я сама их пересчитала.
— И я пересчитывал два раза, тетушка, никак не могу счесть больше девяти…
Она потеряла, наконец, всякое терпение, но, разумеется, сейчас же принялась опять считать ложки, — всякий бы сделал это на ее месте.
— Экая пропасть! Опять их всего девять штук! — воскликнула она, — Провались они совсем, проклятые, пересчитаю еще раз.