Похождения одного матроса
Шрифт:
Лег спать и Чайкин и, перед тем как заснуть, подумал, что если он женится, то выберет не деловую, а душевную бабу.
3
На следующее утро Чайкин проснулся рано. Дунаев еще спал.
Тихонько одевшись, чтобы не разбудить сожителя, Чайкин стал читать газету, которую он вчера вечером купил, и внимание его было привлечено напечатанным крупным шрифтом перечислением содержания газеты, в котором между прочим значилось: «Убийство в Сакраменто».
В телеграфном
По описанию наружности убитого Чайкин почти не сомневался, что был убит тот самый спутник в дилижансе, которого Билль хотел повесить и которого отстоял он, Чайкин.
Когда Дунаев встал, Чайкин дал ему прочитать газету.
— Укокошили мерзавца, что нас так отблагодарил! — довольно равнодушно промолвил Дунаев.
— А ты думаешь, кто?
— А черт их знает. Свои, верно… А может, и Дэк наказал его за подлость…
— Дэк не решится быть убийцей! — заступился за Дэка Чайкин.
— За других не ручайся, Чайкин… И знаешь, что я тебе скажу?
— Что?
— Вовсе ты прост! Вот поживешь здесь, Америка обломает тебя… Многому научишься, братец ты мой! — хвастливо говорил Дунаев, считавший себя американцем.
Позавтракавши, оба сожителя вышли вместе в девять часов.
Чайкин пошел к адвокату, Дунаев — к невесте, чтобы вместе с ней нанять помещение для лавки.
Они условились встретиться на пристани в первом часу, когда должен подойти баркас с отпущенными на берег матросами с «Проворного».
На этот раз щегольски одетая горничная отворила двери немедленно после звонка и не имела такого сердитого вида, как вчера.
— Здравствуйте! — приветствовал ее Чайкин. — Можно видеть адвоката?
Горничная слегка кивнула головой и оглядела его с ног до головы с нескрываемой улыбкой, очевидно удивленная вопросом. Чайкин покраснел.
— Конечно, можно, раз он принимает с восьми до одиннадцати! — проговорила она и снова засмеялась, показывая свои белые мелкие зубы.
— Извините меня! — смущенно вымолвил Чайкин.
— Вы, верно, зеленый?
— Да.
— От этого и предлагаете глупые вопросы. Надо прежде подумать, а потом спрашивать.
— Это верно… Еще раз извините.
— Извиняю! — милостиво произнесла молодая девушка.
И с этими словами вручила Чайкину жестянку с десятым номером и указала белой, почти что холеной рукой с кольцом на мизинце на одну из дверей.
Чайкин удивленно смотрел на жестянку.
— Ну, что еще? Чему удивляетесь? — спросила горничная, очевидно слегка потешавшаяся над этим застенчивым глупым иностранцем.
— А можно спросить? — робко спросил Чайкин, в свою очередь несколько удивленный, что горничная так форсисто одета и выглядит совсем барышней.
«И руки какие белые.
— Спрашивайте, если не очень глупо!
— Зачем мне эта жестянка?
— Вы первый раз у адвоката?
— В первый.
— И у докторов никогда не бывали? — со смехом допрашивала молодая девушка.
— Никогда.
— Ну, так знайте, что это очередной номер. До вас пришло девять человек, вы — десятый. Адвокат вас примет десятым. Поняли?
— Понял. Благодарю вас.
Он хотел было идти, но молодая девушка остановила его и, переставши смеяться, проговорила не без участливой нотки в голосе:
— Вы, может быть, не знаете, что адвокат, к которому вы идете, очень дорогой: меньше пятидесяти долларов за совет не берет, и если у вас дело, то приготовляйте денежки.
— Я не за советом…
— А зачем?
— У меня есть к нему рекомендательное письмо… насчет места на ферме… За передачу письма платить ведь не нужно?
— Не нужно. Идите!
И Чайкин вошел в приемную.
В большой, роскошно и в то же время просто убранной приемной с массивными, обитыми темно-зеленой кожей креслами и двумя диванами, с дорогим ковром во всю комнату, дожидалось девять человек: шесть мужчин и три молодые дамы.
Одни сидели у большого круглого стола посреди комнаты, заваленного роскошными кипсеками [13] , книгами, журналами, газетами и фотографиями, и читали или разглядывали картинки и фотографии. Другие развалились в креслах, задравши, по обычаю американцев, высоко ноги.
13
Альбомами с гравюрами (англ. keepsake).
На отдельном столе, у раскрытого окна, выходившего в сад, стояли бутылки с вином, графины с прохладительными напитками, ваза со льдом, стаканы и рюмки.
Чайкин присел на ближнее к дверям кресло и озирал публику.
— Номер второй! — произнес торопливый и резкий голос из полуотворенной двери кабинета, и Чайкин успел увидеть смуглое длинное худощавое лицо с резкими чертами и клинообразной, черной как смоль бородой.
Какой-то толстяк медленно выползал из большого глубокого кресла.
— Попрошу джентльмена поторопиться! — отчеканил адвокат резким суховатым тоном. — У меня времени немного.
Толстяк с трудом вылез из кресла и торопливо, насколько позволял ему его громадный живот, вошел в двери.
Не прошло и десяти минут, как двери кабинета отворились снова, и из двери раздался тот же отрывистый голос:
— Номер третий!
Молодая, очень красивая женщина под вуалью, с крупными брильянтами в ушах, одетая в роскошное серое шелковое платье, обшитое кружевами, чуть-чуть шелестя им, быстро двинулась к дверям.