Похождения проклятых

Трапезников Александр

Мелькнул — и тотчас исчез. Я поглядел на Алексея.

— Я тоже видел, — шепотом произнес он.

Сквозь время — в вечность

…В глубокой тревоге и задумчивости ехал великий державный князь Иоанн III Васильевич в окрестностях Москвы; миновал уже со своею свитою небольшое сельцо Даниловское, где за двести лет пришел в тихое запустение древний монастырь — та обитель, воздвигнутая его святым предком. И сама могила благоверного князя Даниила была уже в полном небрежении, без ограды, одна лишь плита каменная. А думы Иоанна III терзали тяжкие, он и не заметил, как отстал от великокняжеской свиты отрок Силуан Новоторжский,

сокольничий его. Душевные сомнения и смятение вызвало то, что накануне он принимал ханских послов из Большой Орды, коим девять лет не платил дани, а теперь взял от них басму, бросил в гневе на землю и растоптал ногами. Велел всех послов умертвить, кроме одного, которого отправил назад к хану Ахмету, дабы сказал тому, что и с ним также поступит, как с его басмою, ежели не оставит в покое русские земли! Да и то сказать, что били ордынцев еще сто лет назад, на Куликовом поле…

А вот теперь вдруг мучения одолели: правильно ли поступил? Наступило ли для Русской земли время полного освобождения от ига татарского? Не бедою ли все это кровавой обернется для народа его? Слышно, что уже собрал хан Ахмат войско и двигается на Русь. Торопиться и ему надо. Силы уж собраны, стоят на берегу Угры. Но не разумнее ли отступить на поля Боровские, уклониться от прямой брани? Страшно потерять всю рать в сечи. Оробело сердце. А старец Вассиан, достойный брат преподобного Иосифа Волоколамского, и митрополит Геронтий, и архиепископ Ростовский — все настойчиво советуют крепко стоять за веру и отечество, не страшиться Ахмата, не та уже Большая Орда, распалась и на Ногайскую, и на Крымскую, и на Казанскую, и на Астраханскую.

Старец Вассиан так и сказал ему вчера утром:

— Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству, ты же пред ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов, а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление. Повергнешь ли щиты, обратишься ли в бегство? И куда бежать? Где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его! Господь мертвит и живит, он даст силу твоим воинам. Поревнуй предкам своим: они не только землю Русскую хранили, но и многие иные страны покоряли. Вспомни Игоря, Святослава, Владимира, Даниила Московского, прадеда своего, великого Димитрия Донского, побившего Мамая. По какому святому закону ты, государь православный, обязан уважать сего злочестивого самозванца Ахмата, который силою поработил наших отцов за их малодушие и воцарился, не будучи ни царем, ни племени царского. То было действием гнева небесного; но Бог есть Отец чадолюбивый: наказует и милует. Древле потопил Фараона и спас Израиль — спасет и народ твой, и тебя, когда покаянием очистишь свое сердце, ибо ты человек и грешен…

Много наговорил ему преподобный старец, много и справедливого, и уничижительного для его сердца. А великий князь все терзался сомнениями, будучи не робок, но осторожен. И вдруг словно невидимая рука взяла коня его под уздцы и поворотила назад. Скорой рысью поехал Иоанн III Васильевич обратно к сельцу Даниловское, а за ним и вся свита. А навстречу им — юный сокольничий, Силуан Новоторжский, бледен и сильно напуган чем-то. Сказать ничего не может, только трясется весь. Великий князь слез с коня, успокоил юношу. Наконец тот заговорил. И поведал следующее.

Когда отстал он от великокняжеской свиты, то решил зайти в сельский приходской храм во имя преподобного Даниила Столпника, обветшавший от времени. Никого там не было, но свечи горели. И такая стояла торжественная тишина, что Силуан опустился на колени и начал молиться истово, горячо, с ревностию в душе

и сердце. А когда окончил, то видит: стоит перед ним незнакомец. Испугался юноша его взгляда, не в силах подняться, отяжелело все тело. Но неизвестный говорит ласково: Не бойся, отрок. Ибо я христианин и господин сему месту, имя же мне Даниил, великий князь Московский. По изволению Божию погребен я в сем Данииловом монастыре. Ты же, юноша, иди и скажи великому князю Иоанну: Вот, ты себя всячески утешаешь. Для чего же предал меня забвению? Но если забыт я им, то никогда не забывал меня мой Бог. Пусть отложит страх и ударит на врага христианского, и да увенчает его Господь победою. И после этих слов святой князь сделался невидимым. А Силуан поспешил исполнить заповеданное ему.

Выслушав юношу, великий князь Иоанн III Васильевич еще крепче задумался. Первым же делом по возвращении в Первопрестольную, он постановил петь соборные панихиды по своим князьям-родственникам, особенно же божественные службы вести о Данииле Московском, поминать милостынею, молитвами и благотворениями. А от Угры татары сами бежали, объятые внезапным ужасом, никем не гонимые, кроме, наверное, Небесных Сил. Не оружие и не мудрость человеческая, но Сам Господь спас Россию. Так пришел конец на Руси ордынскому игу…

Глава четвертая

1

Оказалось, что у нас нет денег даже на то, чтобы нормально позавтракать. И это при том, что в кармане у Алексея лежал усыпанный бриллиантами и драгоценными камнями золотой крест. Хватило бы и на обед, и на ужин до конца жизни.

— Тут неподалеку ломбард… — кисло пошутил я. — А что ты вообще намерен делать с этим крестом?

— Как что? Вернуть в усыпальницу. Когда туда возвратятся и мощи святого Даниила, — последовал суровый ответ.

— Но не разгуливать же с ним по улицам! Кругом воры, бандиты и убийцы. И этот… В длинной шляпе и с черной бородой. То есть наоборот.

— О чем вы, мальчики? — вмешалась Маша. Старика она, судя по всему, не видела. Может быть, и к лучшему.

— О нашем, о женском, — ответил я. — Крест надо поместить в сейфовую ячейку, в банке.

— Пожалуй, — согласился Алексей. — Но для этого все равно нужны деньги. А у меня их, собственно, никогда толком и не было. В практических делах я совершенно бесполезен. Не мое время.

— Это заметно.

— Зато я знаю, где их достать, — сказала Маша. — Ждите меня здесь. Через час вернусь.

Мы находились в это время на Преображенской площади. Когда Мария упорхнула, нам ничего больше не оставалось, как молча слоняться взад-вперед и кругами. Первым затянувшееся молчание нарушил я.

— Надеюсь, она не станет экстерном овладевать древнейшей профессией. Да и время неподходящее.

Но Алексей меня не слышал. Мысли его были заняты другим. Но наконец и он заговорил, а то я уже стал слегка позевывать, от какой-то необъяснимой тоски и вполне объяснимого голода.

— Каким-то образом криминальные элементы прознали об этом сокровище — я имею в виду крест — и вышли на след двух женщин-паломниц, начал он. — Ведь в их среде теперь не только отпетые уголовники, но и доктора наук, включая историков-архивистов. Я знаю, что за древними реликвиями идет настоящая охота. Не удивлюсь, если уже начали потихоньку растаскивать усыпальницу русских царей из Петропавловской крепости. На Западе на такие сокровища спрос особый. Да и любой наш доморощенный Смердяков, с Рублевского шоссе, сделавший себе первоначальный капитал на платных туалетах у Казанского вокзала, не прочь покрасоваться в горностаевой мантии от Николая II. Новое пришествие Хама в Россию.