Похождения Шипова, или Старинный водевиль
Шрифт:
"Эх, хохлаточка, - с тоской вспомнил Шипов, - надо мне было на чугунку садиться да в Москву обратно! Пропал, дурень!.."
Он уставился на них зелеными глазами, втянул голову в плечи, но офицеры прошли мимо, слегка задев его, и зашагали вдоль парапета, неся всякий вздор. Шипов вздохнул с облегчением, даже усмехнулся, но тайная рука поворотила его и подтолкнула в обратный путь. В Москву! В Москву! Там, в ней, пыльной и голосистой, в городской полицейской части жил-был долговязый частный пристав Шляхтин, насмешник и хитрец, связанный с Шиповым одной веревочкой; по этой-то веревочке и следовало
Теплый ветер ударился о розовую стену, охладился, нагнал Шилова, проник под сюртук и прикоснулся к телу ледяной ладонью. Михаил Иванович припустил рысью.
Берлога князя пропала из виду, затерялась за домами, за углами, за деревьями. Изогнутый, как воскресный крендель, добрался Михаил Иванович до Николаевского вокзала и напоследок оглянулся: Петербург бесшумно крался за ним, тянул руки в кружевных манжетах, смотрел враждебно, будто Шипов и не русский, а грек какой-нибудь или турок. И когда тронулся поезд и столица исчезла за болотами и лесами, прикосновение цепких, железных пальцев продолжало ощущаться на горле, и даже на другой день возникшая Москва не избавила от этого: ни шум ее, ни пыль, ни привычный карнавал, ни запах горячей требухи и гречневиков, ни вид молодых кухарок из купеческих домов... И лишь тогда, когда в душной харчевне он наелся до отвала щей и бараньей варенины и осушил с достоинством графинчик, только тогда железная пятерня разжалась и освободила горло, спина выпрямилась, и Шипов поглядел на мир вокруг себя и вдруг понял, что денег больше нет, у Матрены не спасешься, призрачный граф на кумысе, князь Василий Андреевич холоден, как камень. И тут ему стало легко и просто, набрав по карманам медяков, он сунул извозчику последний гривенник и велел ехать в городскую часть.
Он ехал, наслаждаясь Москвой, не думая ни о ее великодушии, ни даже о снисходительности, радуясь, что лошадка бежит, что колеса грохочут по булыжнику, что на сиденье слева от него, на выцветшем зеленом сукне, изогнулась белая ниточка, нежась на солнце, что какая-то барышня, отставив зонтик, глядит на него с удивлением, а может, и с восторгом, тоненькая барышня с нетронутыми губками. Он откинулся на сиденье, с благоговением вспомнил себя самого в сюртуке из коричневого альпага, в клетчатых панталонах цвета беж. Вдруг во -ник перед ним призрачный, едва уловимый образ Даси возник и исчез... Да и господь с ней, пущай она там себе устраивается... Потом он вспомнил о Гиросе и подумал, что в гробу, вполне возможно, лежал именно он, а что курнос, да круглолиц, да действительный статский советник, так в смерти чего не бывает...
Наконец лошадь остановилась и вздохнула. Михаил Иванович легко, как давно уже не хаживал, направился к знакомой двери, не испытывая ничего, кроме покоя и удовлетворения. Зеленые глаза его вспыхнули, соломенные бакенбарды распушились, на тонких, сухих губах шевельнулось нечто неуловимое.
Частный пристав Шляхтин вздрогнул и даже привскочил на стуле, когда перед ним неизвестно откуда, точно из стены, возник Шипов.
– Бонжур, - промурлыкал Михаил Иванович, - не пужайтесь,
Шляхтин нервно засмеялся, увидев себя в зеленых зрачках Шилова.
– А ведь я тебя жду, каналья...
Шипов. Пардон. Уж я и так торопился, ваше благородие.
Шляхтин. Он торопился! Куда же ты торопился, шельмец?
Шипов. А как же, ваше благородие, за графом. Они из имения в Тулу, а я за ними-с, они из Тулы в Москву-х, а я за ними... Так до Петербурга и добрались...
Шляхтин. Каков, каналья... Он еще разговаривает! Он за мной, я за ним, он за мной...
Шипов. Ей-богу, глаз с него не спускал. Он в карете, а я пеший-с.
Шляхтин. Порет всякий вздор... (Кричит.) А он не знает, что есть предписание его арестовать!
"Боится, - подумал Михаил Иванович удовлетворенно, - боится, мышка серенькая... В глаза не смотрит, боится. Сейчас пужнем..."
Шипов. Ваше благородие, я ить из Петербурга только что... Их сиятельство князь...
Шляхтин. Врешь!
Шипов. Да ей же богу.
Шляхтин. Врешь! Подойди сюда. Подойди, кому говорю! Подойди.
Шипов. Да я и так вот он.
Шляхтин. Подойди, совсем подойди.
Шипов. Куды ж еще-то? Аншанте? Стол ваш в пузо уперся.
Шляхтин. Стой и не шевелись. Прохвост, ты решил продолжать свою комедию? Ты хочешь, чтобы я прослыл дураком? Кто тебя нашел, говори. Ну, говори...
Шипов. Кто меня нашел? Да я почем знаю?
Шляхтин. Я тебя, каналья, рекомендовал?
Ш и п о в. Так точно...
Шляхтин. Врешь!
Шипов. Истинно вру... Меня их сиятельство рекомендовали... как верного человека.
Шляхтин. Ага, значит, признаешься? Значит, еще совесть есть...
Ш и п о в. А как же.
Шляхтин заходил по кабинету, не в силах скрыть волнения.
"Главное - это чего ему известно, - подумал Михаил Иванович, легонько улыбаясь.
– Может, еще орден дадут, се муа..."
Лицо Шляхтина смягчилось, глаза словно потухли, но Шипов был настороже.
Шляхтин. А типография как? Работает? Надеюсь, в лучшем виде?
Шипов. Это какая? У графа?
Шляхтин. Ну зачем же у графа, любезный? У тебя. Твоя...
Шипов. Какая типография?
Шляхтин. Вот прохвост... Ты деньги на станки получил?
Шипов. А как же, ваше благородие. Все сполна. Премного вам благодарны.
Ш л я х т и н. Станки купил?
Шипов. Так точно-с. Какие станки?
Шляхтин. Типографские, разумеется, для печатанья.
Ш и п о в. А как же-с, знаю...
Ш л я х т и н. Купил, я спрашиваю?
Шипов. Так-течне-с.
Шляхтин. Установил?
Ш и п о в. А как же-с.
Шляхтин. Ну, пошла работа? (Смеется.)
Шипов (смеется). Пошла, ваше благородие. Как еще пошла...
Шляхтин. Где же ты все это устроил?
Шипов. Чего?
Ш л я х т и н. Типографию, чего!
Шипов. Не могу знать-с...
Шляхтин. Как не можешь знать? Станки купил или нет?
Ш и п о в. А как же-с,!..
Шляхтин. Где же типография?
Шипов. А-а-а, вон про что! У графа, ваше благородие, в Ясной Поляне.
Шляхтин. А твоя где?
Ш и п о в. Моя? У меня нет...
Шляхтин (смеется). Вот то-то, что нет... Ему, прохвосту, посылают деньги, он их пропивает, а после несет всякий вздор. Так?