Похождения Шипова, или Старинный водевиль
Шрифт:
Гирос уже ждал его на самом углу Газетного и Тверской, как и было условлено. Вид у компаньона был довольный, но прежде чем начать рассказывать о своих приключениях, он попросил денег.
Шипов протянул ему злосчастные пять рублей. Амадей спрятал их и рассмеялся.
– Ну ты и хорош, Мишель! Ну просто хорош! Какую косточку мне швырнул!.. Пожалел, да? Я на одних извозчиков червонец извел...
Длинный лиловый нос Гироса покачивался с укором, но Шипов не дрогнул.
– Ну будя, - сказал он, - твое от тебя не уйдет.
– И похлопал себя по груди.
– Ты, аншанте,
И они медленно отправились по Тверской, уже подернутой сумерками.
РАССКАЗ АМАДЕЯ ГИРОСА
Едва захлопнулась за тобой дверь, как подкатила карета с графом. Голова у меня закружилась от счастья, "Вот оно!" - подумал я, Граф в гостиницу заходить не стал, а просто передал швейцару какой-то пакет и махнул кучеру. Кони понесли. Я - на извозчика и следом.
– Пошел за каретой, не отставай!
Летим. Сначала по Газетному, потом на Большую Дмитровскую. Тут он начал прижимать. Так и есть - к Пуаре. Я проскочил мимо и встал тоже. Граф - в парадное, я - за ним... Ты бывал там? Нет?.. Ну, большой зал, голубчик, всякие предметы для гимнастики... Я ведь туда хаживал, я все это знаю. Большая удача, что граф гимнастику любит... И вот он переодевается. Я вхожу. Раскланиваемся. Ну, думаю, с чего же он начнет? Так и есть - подходит к перекладине. Берется. Руки налились. Ну чистый призовой рысак! Ты не представляешь себе, какие плечи, сколько силищи! Я медленно раздеваюсь, а сам гляжу, что будет. Он начинает подтягиваться - слабовато, пытается крутить - ни черта. Вижу, граф - новичок.
– Ваше сиятельство, - говорю я скромно, - тут не сила нужна, а сноровка.
Он краснеет.
– А откуда вы меня знаете?
– Да так, наслышан, - говорю я, - читал кое-что из ваших сочинений. А на перекладине сноровка нужна. Позвольте-ка...
– И я начинаю крутить. Выгибаюсь, падаю будто, ан нет - взлетаю снова. Он глядит, весь красный от смущения, немножко злится. Ничего, думаю, это полезно.
– Да, вы действительно мастер, - говорит он.
– Не знаю, достигну ли я когда-нибудь ваших совершенств.
– Полноте, - успокаиваю, - при вашей-то природной силе это несложно. Терпенье. А вы, я слыхал, собираетесь в скором времени обратно в свою Тульскую?
– Нет, - говорит, - поживу в Москве.
– Отлично, - говорю.
– Перейдем к коню?
– Извольте... Да, боюсь, и тут вы меня превзойдете. Переходим к коню. Знаешь, эдакая скотина из кожи, набитая чем-то, черт знает чем, на четырех ножках, вот такой высоты. Попробуй перепрыгни через нее... Ну-с?
– Да, я и не представился, - говорю.
– Я Амадей Ги-рос, тамбовский помещик. У меня там сельцо преотличное. Но зимой люблю жить в Москве... Прошу вас, граф...
– А может, вы сначала?
– Нет уж, сделайте одолжение, ваше сиятельство. Да вы не стесняйтесь, вон уж и покраснели... Ну-ка, руку сюда, так, другую сюда, отлично, взбирайтесь порезче... А что же эманципация, как она вас, задела?
– Эманципация?
– говорит он, а сам сидит на коне и никак не может отдышаться.
– Меня-то не задела, а вот крестьянам каково? Крестьянин без надела - разве крестьянин?
– Да, -
Тут, вижу, глаза у него загорелись. Он сидит на коне, глаза горят, силища играет, ну чистый призовой рысак, поверь.
– Теперь, - говорю, - взмах ногой и перелет в обратную позицию... Ррраз... Слабо, слабо, сильнее надо, от корня, граф, от корня. Нет, нет, не годится... Позвольте.
Он сваливается с коня, ровно куль с песком. Я вспрыгиваю - и пошел.
– Ну как?
– спрашиваю.
– Да, - говорит, - совершенство.
– Ничего, научитесь... А вы не думаете подобного письма написать? Вы ведь человек известный, граф, влиятельный. К вам бы прислушались.
– Нет, - говорит, - боюсь, это слишком слабая мера.
– Помилуйте, ваше сиятельство, да что же может быть сильнее?!
– Есть различные способы влиять на правительство, - отвечает он загадочно.
– Более сильные способы...
Эге, думаю, попался голубчик! Но спугнуть нельзя. Уж как мне хотелось, Мишель, его порастрясти, но потом думаю: все равно он мой.
– Лично я, ваше сиятельство, иных мер и не представляю. Да и что это может быть? Нет, нет, решительно ничего быть не может.
Вижу, он устал. А я хоть бы что, готов еще вертеться сколько угодно. Но пора и честь знать. Одеваемся. Он говорит:
– Прошу вас, господин Гирос, холодного шампанского. Я угощаю.
Переходим в буфетную. Ковры, Мишель, кругом ковры, кресла, вазы с цветами, лакей в ливрее. Хорошо, тепло... Графу я нравлюсь, это сразу видно.
– Отчего же в ы угощаете?
– говорю.
– Уж лучше я. Для меня большая честь угостить вас... Мне ведь ничего не стоит...
– А сам думаю: на черта я ввязываюсь, когда у самого ни копеечки? Хорош я буду, да и Мишель хорош пожалел мне денег. Теперь опозорюсь - и конец.
Но слава богу, граф человек благородный, от своего отступать и не намерен.
– Нет, - говорит, - как же так? Это для меня большая честь угощать вас, как совершенного мастера...
Сидим, пьем, я редечкой закусываю... Попили, отдохнули, одеваемся, выходим. Граф - в карету.
– А ваша где?
– спрашивает.
– Да я отпустил, граф...
– Может, сядете со мной? Мне будет приятно.
– Премного благодарен. Я, знаете, после гимнастики люблю пройтись...
И укатил.
– Ну и что?
– спросил Шипов.
– Что же дальше?
– Приглашал в гости...
– Когда?
– Да когда захочу. "Заходите в любое время, говорит, всегда буду рад. А то мне скучно".
"Хват!" - подумал Михаил Иванович с насмешкой, а сам все ждал вопроса от компаньона: а как, мол, он, Шипов, устроил свои дела? Но Гирос, возбужденный собственным рассказом, и не пытался расспрашивать, а Шипов на рожон не лез. Считая, что начало положено и что перспективы весьма радужны, они решили поужинать, благо прогулка разгуляла аппетит.