Похождения скверной девчонки
Шрифт:
Голос у старика был дребезжащий, чуть визгливый, он проглатывал окончания слов, как будто ему не хватало дыхания, чтобы выговорить все звуки до конца. Не успели мы с ним обменяться рукопожатием, как он без всякой паузы обратился к Чичо Канепе:
– Очень сожалею, но тут, кажется, ничего у нас не выйдет, инженер.
– Что значит «кажется»? – начал заводиться Чичо Канепа, переходя едва ли не на крик. – Ты уверен или нет?
– Нет, не уверен, – смущенно признался старик, и лицо его еще больше сморщилось. Он помолчал, а потом бросил быстрый взгляд на море и добавил: – Вернее-то будет сказать так: я не уверен, что уверен. Не сердитесь
– Слушай, Архимед, ты с этим кончай, – взорвался инженер Канепа и быстро замахал руками. – Ты должен сказать наверняка. Или, черт возьми, я не стану тебе платить. Ни копейки больше не получишь!
– Воля ваша! Просто море порой похоже на хитрую бабу, из тех, что говорят «да, только вот нет» или «нет, только вот да», – засмеялся старик, широко раскрыв рот, в котором виднелось от силы два-три зуба. И тут я заметил, что изо рта у него идет сильный и резкий запах – пахло то ли тростниковой, то ли виноградной водкой, во всяком случае, чем-то очень крепким.
– Неужели ты теряешь свой дар, Архимед? – снова ласково похлопал его по плечу Альберто. – Раньше ты таких сомнений не знал.
– Сдается мне, вопрос тут совсем в другом, инженер, – сказал Архимед, вдруг сделавшись очень серьезным. Он махнул рукой в сторону серо-зеленых волн. – Это все море, у него ведь свои секреты, как и у каждой вещи на свете. Я же всегда, коли помните, с первого взгляда соображал, когда можно, а когда нет. Но вот тут, в Канталао, берег какой-то пакостный… Какие-то у него свои причуды да фокусы – сбивают с толку.
Шум прибоя и удары волн о гальку иногда заглушали голос старика. Еще я заметил у него тик: время от времени он подносил руку к носу и очень быстро дотрагивался до него, словно сгонял муху.
К нам подошли двое мужчин в сапогах и парусиновых куртках с желтыми надписями: «Муниципалитет Кальяо». Чичо Канепа и Альберто, отойдя чуть в сторону, заговорили с ними о делах. Я услышал, как Чичо Канепа сообщил им, не беспокоясь, что его может услышать Архимед: «Теперь этот придурок не знает, «можно или нет». Так что самим придется решать, понятно?»
Старик стоял рядом со мной, но на меня не глядел. Взор его снова улетел к морю, и в то же время он медленно шевелил губами, словно молился или беседовал сам с собой.
– Архимед, я хотел бы пригласить вас пообедать, – сказал я тихим голосом. – И вы немного расскажете про волноломы. Меня страшно интересует эта тема. Мы потолкуем с вами вдвоем. Договорились?
Он повернул голову и уставил на меня взгляд, на сей раз спокойный и серьезный. При этом мое приглашение сильно его озадачило, он даже вроде бы растерялся. На морщинистом лице мелькнула подозрительность, он нахмурил лоб.
– Обедать? – переспросил он неуверенно. – А где?
– Где вы пожелаете. Где вам больше по нраву. Вы сами выберете место, а уж дальше дело за мной. Идет?
– А когда? – Старик явно тянул время, изучая меня со все возрастающим недоверием.
– Да хоть сегодня. Прямо сейчас. Или, допустим, я заеду за вами сюда же примерно в полдень, и мы отправимся обедать, куда вы скажете. Идет?
Он минуту подумал и кивнул, не спуская с меня глаз, словно вдруг почуял во мне некую для себя угрозу. «Какого черта нужно от меня этому типу?» – говорили его неподвижные и прозрачные глаза желтовато-бурого цвета.
Полчаса спустя Архимед, Альберто, Чичо Канепа и представители муниципалитета Кальяо наконец сумели поладить. Мой племянник с другом сели
Я долго гулял – прошел по набережным Фигередо, Пардо и Виесе. Большие виллы, которые казались роскошными сорок – пятьдесят лет назад, теперь выглядели поблекшими, облупленные стены покрылись пятнами сырости и старости. Сады пришли в запустенье. Но даже сегодня, при явном упадке, район сохранял следы прежнего великолепия, как старая дама, которая влачит за собой тень былой красоты. Сквозь решетки я рассматривал территорию Морской школы. Кадеты в белой повседневной форме шагают строем, другая группа на пристани закрепляет тросами шлюпку. А я тем временем не переставал повторять: «Нет, это невозможно. Это абсурд. Полная нелепость. Забудь свою глупую фантазию, Рикардо Сомокурсио». Но тем не менее продолжал взвешивать в голове все «за» и «против»: в жизни со мной случалось слишком много невероятных вещей, и я давно убедился, что нет ничего невозможного, самые бредовые и немыслимые совпадения и случайности реальны, когда дело касается этой женщины, теперь ставшей моей женой. За те годы, что я здесь не был, Ла-Пунта изменилась куда меньше, чем Мирафлорес, она по-прежнему сохраняла в своем облике что-то барское и старомодную элегантность бедности. Среди низкорослых домов тоже поднялись безликие и давящие многоэтажки, как и в районе моего детства, но здесь их было гораздо меньше, поэтому им не удалось полностью разрушить гармонию ансамбля. Улицы были почти пустынны, только изредка служанка спешила за покупками или какая-нибудь женщина катила детскую коляску либо вела собачку на берег моря.
Ровно в двенадцать я вернулся на пляж Канталао, уже почти полностью затянутый туманом. На сей раз Архимед сидел именно в той позе, какую описывал Альберто: застывший, как Будда, он пристально глядел на море. И был настолько неподвижен, что стая белых чаек ходила вокруг, выискивая среди камней еду, и не обращала на него никакого внимания. Шум прибоя сделался еще сильнее. Иногда чайки начинали кричать все разом – хрипло и резко, порой пронзительно.
– Тут и впрямь можно строить волнолом, – выпалил Архимед, едва завидев меня и улыбаясь победной улыбкой. Потом щелкнул пальцами. – То-то обрадуется инженер Канепа!
– Теперь вы в этом уверены?
– Уверенней не бывает, а то как же! – ответил он хвастливым тоном, кивая головой в такт словам. Глаза его самодовольно сверкали.
Он показал мне на море с таким видом, словно желал продемонстрировать: вот она, очевидность, и каждый, кто хочет, может сам убедиться и все увидеть. Но я видел только одно: язык серо-зеленой воды с пятнами пены, который обрушивался на покрытый галькой берег, порождая ровный шум, иногда – грохот, потом вода отступала, отшвыривая назад мотки бурых водорослей. Туман густел и грозил скоро окутать нас с головы до ног.