Похождения Вани Житного, или Волшебный мел

Кунгурцева Вероника Юрьевна

Тут Ваня опомнился и решил, пока суд да дело, по–тихому ретироваться. Он осторожно сполз по противоположному концу ствола на землю — и только наладился бежать, как вдруг Оглобля протянула свою ручищу и так же, как только что младенца, ухватила Ваню за шкирку — только гнилая мешковина затрещала — и поставила перед собой. Волк вскочил и оскалил клыки так, что Ваня зажмурился. Оглобля что-то сказала волку — или скорее провыла, — и тот сел, но всё продолжал ощериваться.

Ребятёнок скосил на Ваню круглый глаз и дружелюбно махнул ветвищей в его сторону, но Ваня успел вовремя отскочить. Оглобля же в упор смотрела на Ваню — только вот, что предвещал этот взгляд, понять было трудно. Вдруг вовсе неожиданно

для него Оглобля попыталась заговорить по–русски.

— Ты — людёнок? — спросила она, ткнув его пальцем в бок. Ваня так и подскочил — палец заканчивался длинным когтем, и тычок вышел ощутительный. Голос у неё был какой-то утробный, вроде она желудком говорила, многие звуки Оглобля сглатывала, но Ваня понял, что она сказала. Он кивнул и, указав на себя, сказал:

— Я — Ваня. А вы кто? Как вас зовут?

— Додола [24] , — отвечала Оглобля, показав на себя. А потом, ткнув когтем ребёнка в лоб: — Березай.

— Станция Березай, кому надо — вылезай, — ни к селу ни к городу вспомнил Ваня.

24

Додола у древнейших славян была богиней лета, как времени года и лета человеческой жизни – молодости. [Ред.]

Оглобля открыто глядела на него — такой открытый взгляд получался, потому что бровей и ресниц у неё не было, — а говорила сердито; хотя половина звуков и терялась по дороге, всё равно становилось ясно, что ничего хорошего для Вани слова её не предвещают:

— Зачем лешачонка тащить хотел? Зачем на берёзу влез?

Ваня показал на волка, потом на ребятёнка, а затем раскрытым, перекошенным ртом изобразил, как кто-то что-то ест. Додола смотрела во все свои лупатые глаза. Покачала головой, дескать, не понимаю. Ваня тогда сказал словами:

— Думал, что волк нападёт на ребёнка и съест его.

— Ярчук [25] будет есть Березая?

— Ну да — если он Ярчук…

Оглобля принялась хохотать так, что с берёзы зелёные листья посыпались. Несколько листков младенец весьма ловко поймал в горсть и, бросив титьку, засунул в рот и мигом сжевал. Додола вскочила, так что младенец чуть не упал, и оказалась так высоко над Ваней, что он только голову вжал в плечи.

— Плохо делаешь. Плохо говоришь, — сказала Оглобля. Кинула младенца Ярчуку на спину, подхватив Ваню, туда же забросила и его, что-то скомандовала волку — и тот поскакал вперёд.

25

Ярчук– собака, чуявшая приближение демонов, называлась ярчук. Верили, что у таких собак будто бы во рту волчий зуб, а под шкурою сокрыты две змеи-гадюки. Ярчук обладает чудесным свойством чуять черта и наносить колдуньям неисцелимые раны. [Ред.]

Несколько раз оборачивал Ярчук ощеренную пасть назад, щёлкал зубами, но достать до Вани не мог, босые ноги Березая были ближе, а Ванины, благоразумно поджатые, дальше. Поняв, что Ваню цапнуть не удастся, волк перестал оглядываться. А малец ещё и подгонял его своей шишковатой веткой — иногда, при сильном замахе, доставалось и Ване, но волка за дорогу младенец исколошматил так, что удивительно было, как он ещё жив остался. Ваня ехал, крепко вцепившись в волчьи шерстистые бока, и коленями ощущал тяжкое дыхание зверя. Додола, забросив за плечи свои метровые титьки, чтоб не мешали, вышагивала рядом с ездоками, ни на шаг не отставая от бегущего волка, скорее — сдерживая свой ход, а на действия сыночка не обращала никакого внимания — так что

Ване в конце концов жаль стало серого. Оглобля поднимала такой ветер, такую пыль, что Ваня почти задохся. Потом ей, видимо, наскучило сдерживать себя, и она, что-то крикнув Ярчуку, унеслась вперёд, причём позади Додолы завился вихрь — и её зелёный наряд из мха клочьями разлетелся во все стороны.

Ярчук, оставшийся без присмотра, ещё несколько раз заворачивал назад голову, клацая на Ваню клыками, но всё впустую. В конце концов он оставил мальчика в покое и припустил так, что только ветер в ушах засвистал. Как Ярчук находит путь в густом лесу — Ваня понять не мог: ни дороги, ни тропинки впереди не было, но волк бежал так, будто перед ним расстилался гладкий шлях, а может, так оно и было, деревья как будто разбегались в стороны перед волчьим носом.

Куда они мчатся, что ждёт его впереди — Ваня старался не думать. Спутников он растерял, что делать дальше — не знал… Да и мало что сейчас от него зависело. Было ясно, что они всё дальше удаляются от дома Анфисы Гордеевны… И всё же соскочить на ходу Ваня и не пытался — этому Ярчуку только повод дай пустить в ход свои клыки… От долгой езды он укачался, Березая тоже сморило, и он ощутительно прильнул к его груди, как к спинке кресла, поэтому держаться Ване приходилось за двоих.

И вот деревья расступились — и они со всего волчьего маху выскочили на опушку леса, где собралось с десяток похожих на Додолу громадин весьма внушительного вида: волосатых, принаряженных в листву и мох и, по всему, настроенных весьма воинственно. Ярчук резко затормозил — так что Ваня с Березаем, кувыркнувшись через волчью голову, бухнулись прямо к ногам стоявшего впереди сородича Оглобли, который был одет в частые сосновые ветки. А может, эти ветки росли из него?! Потому что ноги его поросли хвоей.

Березай, невзирая на колотьё, скорёхонько пополз по ближайшей, похожей на ствол, ножище. Но до вершины не долез, был осторожно отцеплен и передан Додоле, которая стояла за спиной выступившего вперед Соснового. Голова его, показалось Ване, возвышается где-то высоким–высоко. Верзила наклонился и поглядел на Ваню круглыми, лишёнными ресниц глазами — и опять мальчик не понял, что предвещает этот открытый взгляд. Ваня попятился и оглянулся: нельзя ли убежать — и увидел небольшой домик, охотничью заимку, самый обыкновенный человечий приют. Двери заимки были подперты дубовым стволом, значит, кто-то там сидит, может, похожий на него… Ваня с надеждой глянул в единственное окошко — но оно было закрыто, что за ними делается, было не видать.

А лешаки, — Ваня понял уж, что это они, — окружили Ваню, замахали своими ручищами, которых, мальчику показалось, было слишком много, и вдруг заухали, как филины, завыли по–волчьи, затявкали по-лисьи, затрещали, засвиристели, закаркали, защёлкали по–птичьи, а один принялся сквозь шум и гам куковать, да так похоже, будто на плече у него сидела кукушка. Ваня чуть не оглох. Лешаки совсем его затеснили, сучковатые руки царапали ему лицо, он только глаза прикрывал, чтоб не выкололи их лесные чудища.

А те вдруг отскочили от него и с топотом заплясали вокруг — как будто Ваня был новогодним деревцем. И от взмахов их ветвистых рук, от воя и грая — поднялся немалый ветер и тоже пошёл в разгул: трава в испуге прилегала к земле, ветки деревьев, окруживших опушку, с треском ломались. И одно–два не очень стойких дерева были выворочены с корнями и тяжело ухнули наземь — хорошо, Ваня успел вовремя отскочить в сторону, а то бы его как раз придавило. Он прижимал к ногам подол долгой мешкотной рубахи, опасаясь, что и она улетит, как его прошлая одежда. Ваня испытывал не страх (куда страшнее было утром, когда он лежал связанный под попоной и слушал беседу Соловейка с Большаком), а какое-то тупое оцепенение.