Похождения Жиль Бласа из Сантильяны
Шрифт:
Услышав этот сумасбродный проект, я не мог молчать.
— Как, сеньор, — вскричал я, — возможно ли, чтобы ваша светлость возымела столь странное намерение? Простите мне этот эпитет; он вырвался у меня из преданности к вам.
— Ты найдешь, что оно вполне благоразумно, — поспешно подхватил он, — когда я изложу причины, меня к сему побудившие: я вовсе не хочу, чтобы мои родичи по боковым линиям стали моими наследниками. Ты скажешь, что я еще не в таком возрасте, чтобы потерять всякую надежду иметь детей от графини Оливарес. Но всякий сам себя лучше знает. Скажу тебе только, что у химии нет таких средств, к которым бы я не обращался, чтобы вновь стать отцом, — и все тщетно. Итак, если судьба, возмещая природный недостаток, дарит
Увидев, что министр крепко забрал себе в голову это усыновление, я перестал противодействовать, зная, что он человек, способный скорее сделать глупость, чем отступиться от своего мнения.
— Теперь все дело только в том, — добавил он, — чтобы дать воспитание дону Энрике-Филиппу де Гусман, ибо это имя он, по моему желанию, должен носить перед всем светом, прежде чем получит ожидающие его титулы. 207 Тебя же, дорогой Сантильяна, я избрал, чтобы руководить этим воспитанием; я полагаюсь на твой ум, на твою привязанность ко мне: ты позаботишься о его штате, о приискании ему различных учителей, словом, о превращении его в законченного кавальеро.
207
Хулиан, внебрачный сын графа-герцога Оливареса, был узаконен им под именем Энрике де Гусман, представлен ко двору и пользовался всеми преимуществами своего нового положения.
Я попытался было уклониться от занятия этой должности, указав графу-герцогу на то, что мне не пристало воспитывать молодых дворян, поскольку я никогда не занимался таким делом, требующим больших знаний и нравственных качеств, чем я могу предъявить. Но он прервал меня и зажал мне рот, сказавши, что во что бы то ни стало желает видеть меня гувернером этого приемыша, которого он предназначает для отправления высших государственных должностей. Итак, я приготовился занять это место, чтобы угодить светлейшему сеньору; а он, в награду за такую любезность, увеличил мой маленький доход рентою в тысячу эскудо с командорства Мамбра, которую он мне выхлопотал или, вернее, пожаловал сам.
ГЛАВА V
В самом деле, граф-герцог не замедлил узаконить сына доньи Маргариты Спинолы, и акт усыновления был составлен с разрешения и одобрения короля.
Дон Энрике-Филипп де Гусман (таково было имя, данное этому отпрыску нескольких отцов) вышеозначенным актом объявлялся единственным наследником графства Оливарес и герцогства Сан-Лукар. Дабы всем была известна эта декларация, министр приказал Карнеро сообщить ее послам и испанским грандам, которые пришли в немалое удивление. Мадридские зубоскалы долго забавлялись по этому поводу, а поэты-сатирики не упустили такого прекрасного случая, чтобы обмакнуть свои перья в желчь.
Я спросил у графа-герцога, где находится молодой человек, коего он собирается поручить моей заботливости.
— Он живет в здешнем городе, — отвечал министр, — под надзором своей тетки, у которой я его заберу, как только ты управишься с устройством его дома.
Это вскоре было исполнено. Я нанял дом и великолепно его обставил. Я принял на службу пажей, привратника, гайдуков и с помощью Капориса составил штат прислуги. Набрав всю челядь, я доложил об этом графу-герцогу, который тут же велел послать за новым и сомнительным отпрыском фамилии Гусманов. Я увидел высокого юношу с довольно приятным лицом.
— Дон Энрике, — сказал министр, указывая на меня пальцем, — вот кавалер, которого я избрал вашим
Эту речь министр еще дополнил увещаниями, побуждавшими молодого человека подчиняться моему руководству, после чего я увез дона Энрике в его дом.
Как только мы туда прибыли, я устроил смотр всем его слугам, объяснив ему обязанности, которые каждый из них нес в его доме. Он, казалось, совершенно не был ошеломлен переменой своего положения и, охотно принимая знаки уважения и почтительности, которые ему выказывались, держал себя так, точно всю жизнь был тем, чем стал случайно. Дон Энрике был неглуп, но грубо невежествен, еле умел читать и писать. Я приставил к нему наставника, чтобы тот преподал ему начатки латыни, и нанял учителей географии, истории и фехтования.
Легко понять, что я не позабыл и учителя танцев, но тут я весьма затруднялся в выборе: было в те времена в Мадриде великое множество славных танцмейстеров, и я не знал, которому отдать предпочтение.
Находясь в такой нерешительности, я однажды увидел, что во двор нашего дома входит богато одетый человек. Мне доложили, что он желает говорить со мною. Я пошел ему навстречу, воображая, будто это по меньшей мере кавалер ордена св. Иакова или Алькантары, и спросил, чем могу ему служить.
— Сеньор де Сантильяна, — ответил он, предварительно отвесив мне несколько поклонов, которые выдавали его ремесло, — так как мне сказали, что ваша милость выбирает наставников для сеньора дона Энрике, то я пришел предложить вам свои услуги. Зовут меня Мартин Лихеро, и я, слава богу, пользуюсь некоторой известностью. Не в моих привычках ходить и выклянчивать себе учеников (это пристало только мелким учителям танцев); я обычно жду, чтоб за мною прислали, но, преподавая у герцога Медина Сидония, у дона Луиса де Аро и у некоторых других господ из дома Гусманов, прирожденным служителем коего я в некотором смысле состою, я счел долгом опередить ваше приглашение.
— Из этих слов я усматриваю, — ответил я ему, — что вы как раз тот человек, который нам нужен. Сколько вы берете в месяц?
— Четыре двойных пистоли, — отвечал он, — это обычная цена, но я даю не более двух уроков в неделю.
— Четыре дублона в месяц?! — воскликнул я. — Это много!
— Много? — спросил он изумленным тоном. — Ведь даете же вы пистоль в месяц учителю философии!
Против столь забавной реплики невозможно было устоять; я от души рассмеялся и спросил у сеньора Лихеро, думает ли он в самом деле, что человек его ремесла стоит дороже, чем преподаватель философии.
— Разумеется, думаю, — сказал он. — Мы приносим больше пользы, чем эти господа. Что такое человек, прежде чем он прошел через наши руки? Чурбан, увалень. Но наши уроки постепенно развивают его и незаметно придают ему форму. Короче говоря, мы обучаем его двигаться грациозно, мы придаем ему важную и благородную осанку.
Я сдался на доводы этого учителя и пригласил его давать уроки дону Энрике из расчета по четыре дублона в месяц, коль скоро такова была цена, установленная гроссмейстерами этого искусства.
ГЛАВА VI
Мне не удалось набрать еще и половины штата дона Энрике, как Сипион возвратился из Мексики. Я спросил его, доволен ли он своим путешествием.
— Поневоле будешь доволен, — отвечал он, — раз я за три тысячи дукатов наличными закупил там товаров на сумму, вдвое большую по здешней рыночной цене.