Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Лёшка размахивал руками, возмущался, предъявлял претензии и отказывался думать логически, а также предпринимать попытки понять мои мотивы. Я же сидела за столом, глядя ему прямо в глаза и усмехаясь. Просто ждала, когда же, наконец, ему надоест пытаться «вправить мне мозги». Но на это, в общей сложности, ушло минут двадцать, по крайней мере, если судить по часам. Ни слова не говоря, я выслушала брата с ухмылкой во весь фейс, а как только его фонтан заглох, заявила:
— Всё? Высказался? А теперь ответь мне, братик, с каких пор тебя настолько волнует моя судьба, что ты бежишь на поиски аж до наступления темноты? Помнится, когда я сломала ногу, свалившись в овраг прошлой весной, ни тебя, ни наших предков моё отсутствие не волновало, и нашли меня прохожие под утро, охрипшую и замёрзшую. Аве им, денег не пожалели на мобиле — «скорую» вызвали. Мне ещё вспомнить ситуации? И лишь один раз ты помчал на поиски. Так ответь, пожалуйста, о мой пышущий праведным возмущением брат, почему я должна была тебя
Лёшка открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, а я усмехалась, сжимая под столом кулаки. Хорошо хоть, Клод мне их забинтовал, вот правда! А то опять бы в мазохизм ударилась и начала наносить самой себе тяжкие (или не очень) телесные повреждения. В конце концов, Лёха так и не нашёл, что ответить, а потому махнул на меня рукой и, бросив на прощание: «Дура!» — ушёл к себе. Может быть, и дура. А может быть, меня просто всё достало. И забота братца, проявляющаяся лишь когда ему это надо, и интервенты, свалившиеся на меня, как снег на голову, и их аномальное поведение, и желание моей жизни побыстрее завершиться, хотя я сама хочу жить. Ну и почему я должна выслушивать Лёхины претензии, а он мои — нет? Где справедливость? Хотелось бы сказать, что она восторжествовала, но нет. Я же понимаю, что он обиделся, поскольку я ткнула его носом в его собственные грешки в тот момент, когда он попытался «встать на путь истинный». А потому на душе у меня было паршиво. Но я лишь ухмылялась, провожая фигуру брата полным раздражения взглядом, а когда он ушёл, зевнула, поднялась и сказала гостям недорогим, что на сегодня с меня разборок хватит. Грелль попытался доказать мне, как я не права, так поступая с Лёшечкой, на что я ответила, что у нас так каждый день, и не стоит переживать — с утра помиримся. Попрощавшись с народом и пожелав им приятных снов (да, даже Себастьяну, хоть он и огрызок от кислого яблока), я направилась к себе.
Очутившись в родной комнате с алыми занавесками и закрыв дверь на замок, я наконец смогла вздохнуть свободно и сбросить маски. Поставив мобильный на подзарядку, я включила его, села на кровать и набрала смс сообщение.
«Извиняй. Вспылила. Нервы. Давай жить дружно? В качестве извинений проси… почти всё, что хочешь. Потому как сознаю, что потопталась на нелюбимой мозоли. Мир?»
Нажав на кнопку «отправить», я размышляла о том, что же Лёшка попросит в «оплату морального ущерба», но его ответ вогнал меня в непонятки и ступор минут на пять.
«Ладно, живи пока. Я добрый. Мир. А в качестве компенсации хочу, чтоб ты сделала этих придурков. Короче, если выживешь, причём с моей помощью, — оплатишь долг! А он платежом красен, сеструха!»
Далее шёл подмигивающий смайлик, а я смотрела на него и почему-то думала, что когда на душе скребут кошки, кажется, что они точат когти о горло, а воздух старается обойти легкие стороной, старательно выдавливая удушьем солёную влагу из глаз. Вот только «мужчины не плачут», а я давно решила, что буду Царём. А Царь, даже если он на самом деле — царица, определённо «мужик». Так что плакать — непозволительная для монарха роскошь, он лучше будет улыбаться. Вот я и улыбалась подмигивающему мне с экрана телефона смайлу. Минут эдак пять. А потом проморгалась, пнула котов из глотки, отправив их в полёт вокруг Земли, и настрочила следующее:
«Ок, брателло, считай, уже оплачено. И кстати, я всё равно бы выжила — мог и не напоминать».
И дразнящийся смайл. А ответ Алексея содержал всего одно слово.
«Знаю».
Он снова подмигнул мне через мобильный, а я рассмеялась. И кошки из души свалили сами. Захотелось спать, мир начал распадаться на сотни частиц, и я, шустро переодевшись в серую шёлковую ночнушку, быстро заныкалась под пододеяльник. Выключив ночник, я поудобнее устроилась на подушке и пробормотала:
— Как-то странно, гранд маман. Цой пел: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Вот только любовь — зло, и это доказано было ещё тобой и дедом, который ушёл к другой. Так почему первая часть этой строчки должна быть правдивой? Но я хочу в неё верить. Хочу, чтобы все эти мерзости в жизни были не напрасны. Или надеяться на поощрение в финале — глупо? Но вообще, я хочу жить, чтобы жить, а умереть — чтобы поставить точку. Красивую. И лишь тогда, когда я буду с этим согласна. Я эгоистка и хочу невозможного, знаю. Но ты ведь всегда говорила, что мечты дают нам крылья и шанс уйти от реальности. Поэтому я буду мечтать. И о своевременном финале, и о том, чтобы он оказался наградой. Причём знаешь, бабуль, я думаю, что темнота — не намного хуже других вариантов. Не знаю, куда души попадают в конце, но даже если ничего не будет, даже самого существования души, это тоже будет хорошо. Вполне. Меня устроит… Так даже… лучше…
Темнота накрыла с головой. И не было в ней ни звуков, ни вспышек, ни самого существования…
====== 8) Обыденность ======
«Homo homini lupus est».
«Человек человеку – волк».
Проснулась
Нехотя выбравшись из мягонькой, уютненькой постельки, я заправила её, не забывая зевать и потягиваться, накинула длинный, в пол, халат и отправилась в душ. По дороге мне никто не встретился, зато на кухне виднелись силуэты двух трудившихся, как пчёлки, демонюк. О, эти с самого утра решили меня ублажить. Молодцы, похвальное стремление! У меня ведь уже от одних ароматов, с кухни доносившихся, слюнки потекли, что же будет, когда я за стол сяду? Так, Осипова, хватит мечтать! У тебя в планах душ! Кстати, о нём. Титаническим усилием воли подавив желание заглянуть на кухню, я вломилась в ванную комнату, находившуюся рядом с источником дивных ароматов, и, заперев дверь, быстренько полезла в душевую. Так как мой батюшка и его вторая жена были ценителями прогресса и функциональности, у нас есть и ванна, чугунная, допотопная, эмалированная, которой никто не пользуется, и душевая кабина, которую по жизни все предпочитают её соседке-лоханке с облезлой эмалью. Также в данном помещении можно обнаружить раковину, зеркало в кованой раме и стиральную машину, которую вчера нагло проигнорировал Себастьян, решивший «вспомнить молодость» и стиравший мои простыни прямо в ванне. Вот! Теперь я знаю её истинное назначение! Это всего лишь корыто.
Наслаждаясь прикосновениями горячих струек, бежавших по телу, я вдыхала обжигающий пар, старательно укутывавший тело мутной пеленой, и думала о том, куда же меня закинут в первый раз. Вероятность того, что именно сегодня меня ожидала Первая Подляна Вселенского Масштаба от гостей недорогих, была крайне высока. Вариантов пункта назначения было пруд пруди, и выбрать что-то одно я просто не могла, ведь эти гадские аномалии даже намёков не давали! А посему, приняв душ, я забросила бесплодные попытки поработать Вангой и выползла из кабинки. Быстро умывшись, собрав волосы в тугой «хвост» и нацарапав на запотевшем зеркале дразнящийся смайлик, я напялила свою любимую рабочую «униформу», а точнее, свободные серые брюки и строгую белую блузу с отложным воротником, который характеризовался острыми углами и большими размерами. Вот так вот, изгнав из разума остатки сна и приготовившись к трудовым подвигам, я выплыла в коридор и направила стопы свои на кухню — к дивным ароматам свежей выпечки и мозговыносу от собственных холопов, на полставки пахавших палачами.
Собственно, как и ожидалось, демоны обнаружились на кухне, но кроме них там никого не было. Интересно, жнецы ещё спят или уже разбрелись по локациям? Скоро узнаю… Ну а пока передо мной были их враги. Себастьян, одетый в новый тёмно-серый костюм и зачем-то напяливший свои эпичные белые перчатки, сидел на корточках рядом с плитой и вглядывался в тёмное стекло духовки, то ли ища в нём смысл жизни, то ли пытаясь разглядеть, не подгорел ли его шедевр кулинарного искусства. Клод же, стоявший у стола, спиной к двери, активно что-то шинковал, причём он тоже соизволил сменить наряд, и сейчас напоминал исполнительного банковского служащего, а не демона и уж тем более — не дворецкого. Как только я шагнула в царство дивных ароматов и жары, порождённой работавшей плитой, на которой ещё и жарили что-то, демонюки хором изрекли: «Доброе утро, госпожа».
— И вам не хворать, — хмыкнула я и, подойдя к плите, врубила висевшую над ней вытяжку. Себастьян, успевший подняться на ноги, вскинул бровь, но промолчал. То ли не хотел идиотом показаться, то ли решил, что у хозяйки не стоит уточнять о причинах её поступков. Но у меня было отличное настроение, а потому я соизволила пояснить сама:
— Чтобы смог уходил, вытяжку надо включать. Ты же жаришь чего-то, значит, опять жир на потолке осядет. Да и ароматы пусть уматывают, а то сейчас толпа на них набежит, а я тишину люблю.