Поиск-83: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Но на этом месте оказались именно вы, не любой, — наставительно произнес Ванечка. — Вы были вчера на заседании клуба «Эсперо»?
— Я идист! — сказал студент таким тоном, словно это заявление разом могло объяснить все его прошлые и будущие поступки.
— Чего-о? — сощурился Ванечка.
— Я не посещаю заседаний так называемого клуба «Эсперо», поскольку являюсь сторонником идо-языка. Мы считаем эсперанто лишь ступенью на пути к идеальному международному средству общения. Причем такой ступенью, через которую лучше перешагнуть.
— Все
Вошел конвойный, положил на стол браунинг, а рядом высыпал горсть патронов. Ванечка взял один, загнал в патронник. Затем встал, высунул руку с браунингом в форточку и надавил спусковой курок. Курок сухо щелкнул — осечка. Студент смотрел на все это молча, с грустной улыбкой понимания и снисхождения на толстых губах. Ванечка попытался выстрелить еще раз — опять осечка. Он вынул патрон и зарядил другой — тот же результат.
— Можете целиться в меня, — предложил студент. — Я согласен.
Нервничая, Ванечка разровнял патроны ладонью на столе и начал брать по одному, внимательно рассматривая капсюли. Наконец один понравился ему почему-то больше других. Зарядив его, Ванечка опять подошел к окну.
— Горохом надо попробовать, — сказал студент, и тут грянул выстрел.
Легкий белый дымок воспарил в ночное небо, гулко покатилось эхо, отскакивая от железных купеческих крыш. Ванечка довольно засмеялся, и Вадим увидел, что он еще совсем пацан, Ванечка-то. Года, может, на два только постарше его самого.
Семченко настороженно и недобро смотрел на студента, а тот беззвучно шевелил побелевшими губами.
— Вот так! — Ванечка небрежно швырнул браунинг на стол. — Боек-то не до конца спилен… Не на всякий капсюль, конечно, но можно подобрать.
— Ни разу он не стрелял! — закричал студент.
— Николай Семенович, — спросил Ванечка, — у него были основания вас ненавидеть?
— Мы с Линевым написали письмо в губком, требуя запретить пропаганду идо-языка. Разве что это.
— Вы повели себя недостойно! — стремительно повернулся к нему студент. — Вы решили суд потомков заменить судом власть предержащих.
— Эсперантисты, идисты, — Ванечка помрачнел. — Такое время, а вы счеты сводите!
— Дайте мне бумагу и карандаш, — попросил студент. — Я все напишу, а вы прочтете. Только не вслух, пожалуйста.
— Ладно, идемте. — Пропустив его в коридор, Ванечка обернулся. — В соседней комнате пока запру. Пускай пишет.
— Николай Семенович, вы его вчера в училище не замечали? — спросил Вадим.
Семченко ничего не ответил, но когда Ванечка, вернувшись, прямо с порога задал ему этот же вопрос, покачал головой:
— Нет… А ты?
— Тоже нет. А ты, курьер?
— Нет, — ответил Вадим, хотя с удовольствием сказал бы обратное. Он доволен был, что браунинг все-таки выстрелил. Поделом этому
— А других идистов там не было? — спросил Ванечка.
— Не видал.
— Николай Семенович, — Ванечка помялся, — вообще-то я должен извиниться перед вами. Моя версия оказалась ложной, Казароза приехала сюда не из-за Алферьева. Он бежал не на восток, как мы предполагали, а на юг, в Тамбов. Сегодня пришла телеграмма. Алферьев скрывался в Тамбове и два дня назад застрелился при аресте.
Вадим ничего не понял, однако почувствовал: сказано что-то важное, объясняющее если и не все, то очень многое в отношениях Семченко с этим парнем из «чрезвычайки».
— У нас недавно похожий случай был, — как бы извиняясь, продолжал Ванечка. — Через женщину взяли одного.
— Другая была женщина, — сказал Семченко. Он сидел, опершись локтями о колени и свесив голову вниз, словно его мутило.
— Вы человек грамотный, в редакции работаете. — Ванечка откинул со лба длинные светлые волосы, и Вадим опять увидел, какой он молодой — движение это было мальчишеским, и лоб, и шея, и руки в веснушках. — Я вам одну мысль хочу привести. Из Плутарха… Знаете, был такой греческий историк?
— Знаем, — выскочил Вадим. Не зря же он на исторический факультет поступать собирался.
Из висевшей на гвозде офицерской сумки Ванечка достал старинный томик в кожаном переплете. «Как Суворов», — подумал Вадим. Где-то он читал, что Суворов всегда брал с собой в походы сочинения Плутарха.
— Не подумайте, что для оправдания. — Ванечка быстро нашел нужную страницу. — Так просто, чтобы объяснить…
— Валяй, — нахально сказал Вадим, понимая, впрочем, что даже великий Плутарх, любимец Суворова, никак не в состоянии объяснить тайну, связавшую воедино всех этих людей, живых и мертвых.
«Поскольку время бесконечно, а судьба переменчива, — начал читать Ванечка, — не приходится, пожалуй, удивляться тому, что весьма часто случаются в человечестве сходные между собой происшествия. Воистину, ежели число главнейших частиц мироздания неограниченно, то в самом богатстве своей сущности судьба находит щедрый источник для созидания подобий. А ежели, напротив, происшествия сплетаются из ограниченного числа изначальных частиц, то неминуемо должны многажды случаться происшествия, порождаемые одними и теми причинами».
Слушая, Семченко все так же безучастно смотрел в пол, но Вадим уже начал догадываться о причине этой кажущейся безучастности и жалел его — страшно было думать, что смерть Казарозы хоть как-то связана с борьбой против идистов.
Когда Ванечка кончил читать, все помолчали, потом Семченко сказал:
— Похожие случаи бывают, но одинаковых-то нет. Жизнь этого не допускает. Только мысли про такие случаи бывают одинаковые, потому что из самого человека. Вот люди и мучаются: как им всем понять друг друга?