Поиск дорог
Шрифт:
— Советы первого везеря? — робко спросила Кари, с надеждой взглянув на мужчину.
— Я хочу, чтобы ты освободила отца.
— Он едва не убил меня! Ты просишь его отпустить?
— Не отпустить — посадить под арест в каком-нибудь дальнем поместье без права возвращения. Я не хочу, чтобы он умер в темнице.
Она молчала.
— В последнее время мы все натворили много ошибок, — мягко напомнил Янаур.
— Только ради тебя.
— Я уеду на несколько дней, — мужчина поцеловал ее в лоб и отстранился, — провожу отца, приведу в порядок мысли.
— Только не долго.
— Мы?
— Я и Мюрджен, — она улыбнулась и обняла его за шею, прислонившись щекой.
Эардоре разъединил ее руки.
— Я вернусь и вновь займу место первого везеря, — он тяжело вздохнул. — Моя голова, рука, сердце будут принадлежать тебе и княжеству. Свою личную жизнь я оставлю себе.
Кари с досадой отвернулась.
— Я помню, как однажды ты сказала мне, что полностью можешь принадлежать лишь Мюрджену. Я не хочу делить свою душу на троих.
Не оглядываясь мужчина вышел из покоев правительницы, тихо закрыв за собой дверь.
Собиралась гроза. Дышать стало трудно. Тяжелые мрачные тучи опустились, казалось, до самой земли. Дима сидел в комнате перед открытым балконом, наблюдая за хмурившимся небом. Кожа, волосы, одежда были наэлектризованы, словно еще чуть и он сам начнет искрить. Именно по этой причине он так рано ушел с работы. Опасался очередного приступа. После того землетрясения все чувства будто обострились. То ли природа еще не пришла в себя, то ли его организм не успел восстановиться.
— Привет, — бодрый голосок прозвучал во внезапно зазвонившем телефоне: — Чем занимаешься? Не хочешь составить мне компанию?
Они шли вдоль набережной. Черное неспокойное море билось о камни, яростно накатывая и вновь отступая.
— Ты никогда не думал о том, что весь наш мир состоит из силы? — девушка повернула к нему голову, увидела непонимание на его лице. — Нет, правда! Когда на море шторм, он топит могучие корабли, людей, которые считают себя венцом создания, но против силы, которая создала наш мир, человек ничего не может сделать. Когда ураган несется, уничтожая все на своем пути, сколько в нем непреодолимой мощи? И эта энергия она здесь, разлита в воздухе, бьется в ветре, в волнах. В солнце, которое каждые новый день восходит на небе. Ты представляешь, сколько в нем энергии?
— Ну, да, ученые это подсчитали, — насмешливо произнес он, но Алла, увлеченная своим рассказом, не обратила на это внимания, либо же не пожелала вступать в драку.
— Человек не может видеть этого, к сожалению.
Она смотрела на него, ожидая реакции на свои слова.
— Ты любишь море, — констатировал он, сделав вид, что не понял, о чем она говорит.
— А ты?
Очередная волна ударилась о берег.
— Если дать жизнь твоей
Он досадливо прикусил нижнюю губу и отвернулся от девушки, которая только что рот не раскрыла от удивления.
Алла обошла его и встала так, чтобы они могли смотреть друг на друга.
— Сверкает уже совсем рядом. Сейчас начнется ливень, — произнес Дима, разрывая тишину.
Они немного не успели добежать до машины. Дождь намочил ее волосы, и они влажными прядями падали на лоб, прилипали к лицу.
— Не против, если я напою тебя чаем или кофе? — спросила Алла. — Я живу рядом, мы могли бы просто дойти, если бы не дождь.
Дима медленно протянул руку, убрал мокрый локон, который все время падал на лицо. Девушка замерла. Однако сделав это, мужчина вернулся на свое место и стал смотреть в окно.
Они не сказали ни слова за всю их недолгую дорогу. Не проронили ни звука, когда заходили в подъезд. Молчали, когда она нажала на кнопку последнего этажа в лифте.
Дима внимательно изучал пол кабины, упорно не поднимая глаз. Алла расстроено убрала непослушную прядь, которая намокнув, упрямо не желала ложиться на место и все время падала на лицо. Девушка в отчаянии бросила взгляд в зеркало. Может, ему просто не нравятся рыжие?
Его сводили с ума ее волосы. С самого первого раза, как он увидел ее ранним утром в своем кабинете, он постоянно думал об этих косах цвета расплавленного золота. Или солнца. Он понимал, что это безумие. И все равно никак не мог сосредоточиться на чем-то другом и взять себя в руки. Выбросить ее из головы. Столько долгих лет, семь полноценных, трудных, полностью изменивших его жизнь лет. Для чего? Что бы она однажды ворвалась в его судьбу, как в тот кабинет солнечным лучиком, освещая серость его существования?
Вот что она молчит? Сказала бы какую-нибудь глупость. Развеяла все к чертям собачьим! И он наконец смог бы вздохнуть полной грудью.
Ее пальцы мягко легли ему на губы.
— Хватит, — прошептала она, — ты ее откусишь. Оставь хоть немного мне.
Алла в коротком легком халатике, едва завязанным на тонкий поясок, стояла около плиты.
— Ты что моешься в ней? — насмешливо приподняла она бровь, увидев его после душа вновь в наглухо застегнутой рубашке.