Поиск дорог
Шрифт:
Димостэнис дошел до лестницы, не видя, куда он идет, споткнулся о ступеньку, тяжело опустился на нее.
… Если ты вернешь мне Агнию, я благословлю твой союз с Олайей. Как тебе такая сделка? …
Эти слова звучали в голове Дима с того мгновения, как он увидел беглянку. Он никак не мог от них избавиться, заставить замолчать этот самодовольный, уверенный в своей правоте и безнаказанности голос.
Сэт проходил за сэтом, ничего не менялось. В комнату постоянно входили — выходили люди: целитель, Милора, прислужницы. Выносили грязные простыни, приносили воду.
В очередной раз открылась дверь, и вышла хозяйка дома с врачевателем. Их лица выражали крайнюю степень печали, они были расстроены, о чем-то тихо переговариваясь.
Дим зашел в комнату. Олайя сидела на полу, рядом с роженицей. Ее лицо, одежда было перепачкано кровью, как и все вокруг. Агния лежала с закрытыми глазами, укрытая простыней.
— Она без сознания.
Дим кивнул, подошел к ней, опустился на колени. Она посмотрела на него мутными от усталости и собственной боли глазами.
— Ничего не получается. Она слишком измождена и устала, у нее не хватает сил. И ребенок не хочет помогать.
— Они умрут?
Олайя неопределенно пожала плечами.
— Есть один маленький шанс.
Она с болью посмотрела на него. Дим почувствовал, как у него сжимается сердце. Он опустился на пол.
— В нашу последнюю встречу с Аурино, — начал он, глядя в никуда, в пустое пространство перед собой, — он сказал мне, что женщина, с которой у него были отношения ждет ребенка, что он против и тот не должен родиться на свет. Ему не нужны проблемы, — он сглотнул вязкий комок, вставший в горле. — Он сказал, что отдаст мне тебя, если я найду ее и верну, — Дим перевел глаза на роженицу. Посмотрел на Олайю.
Она беззвучно плакала. По ее щекам текли слезы, размывая кровавые полосы. Он не отрываясь смотрел на нее.
— Все что мы делали в последнее дни — безумие. Мы можем все изменить. Сейчас.
Дим потянулся к ней. Девушка отвесила ему пощечину. Порывисто прижалась, гладя по щеке, по которой ударила.
— Лала, — он даже этого не заметил, — мы можем изменить нашу судьбу. Поменять наше счастье на…, - он запнулся.
— Наше счастье в обмен на их жизни, — договорила Олайя за него, кивнув головой в сторону Агнии. — Счастье — на жизнь. Ты сможешь жить с этим?
— Я люблю тебя. Ради тебя я готов на все.
Она еще сильнее обняла его.
— Ты — не он, — прошептала она, — тебе не безразличны чужие несчастья. Ты готов сражаться за тех людей в деревне, хотя прекрасно понимаешь, что их судьбы капля в море несправедливости и страданий, в котором живут люди в Астрэйелле. Ты готов создать новый мир только чтобы твоя сестра была счастлива. Ты будешь искать дорогу, по которой мы обязательно снова встретимся. Но ты не убийца! Ты не будешь причинять боль только для того, чтобы самому быть счастливым. Ты не такой как все. Ты особенный. И я люблю тебя больше жизни.
— Ты сама сказала, что они умрут!
— Я могу сделать ей операцию и вытащу ребенка. Мне хватит на это силы и времени.
— Если я сниму обруч бессилия, формула союза
— Если я не сделаю то, о чем говорю — они оба будут умирать долгой мучительной смертью.
Дим запустил пальцы ей в волосы.
— Каждый день без тебя — хуже смерти. Мучительная пытка.
— Я буду тебя ждать, — Олайя прижалась, спрятала мокрое от слез лицо у него на груди. Он чувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий.
— Я всегда буду возвращаться к тебе.
Димостэнис положил ей руку на грудь, чувствуя нити своего плетения. Невыносимо больно отказываться от своей самой сокровенной мечты, стоя от нее всего лишь в шаге.
— Ты меня любишь.
— И ты меня.
Обруч бессилия распался, уходя свободной силой в ее кровь. Она глубоко вздохнула. Подняла голову, расправила плечи.
— Позови Милору и еще женщин, которые были. Мне нужна будет помощь, — Олайя опустилась перед роженицей.
Он стоял, не двигаясь, не смея уйти от нее, не смея больше не смотреть на нее.
Она повернула к нему голову.
— Уходи! Прошу тебя. Ты думаешь, тебе одному больно?
Димостэнис закрыл глаза, медленно отступая вглубь комнаты. Наткнулся спиной на дверь, открыл.
Всего в одном шаге!
Милора вышла из комнаты чуть меньше чем через сэт.
— Все закончилось. Ребенок жив. И его мама.
Дим не ответил. Ему было все равно.
— Целительнице, — это слово женщина произнесла с глубоким почтением, — стало плохо. Она отдыхает.
Он рванул в комнату. Распахнул дверь.
Олайя сидела в кресле. Голова запрокинута, руки безвольно лежат на подлокотниках. Она была без сознания. Дим отнес ее в комнату. Бережно положил на кровать, оттер с лица и рук кровь. Позволил себе сесть рядом, еще раз дотронуться до губ. Ее дыхание было едва слышным, а ладони ледяными. Дим понимал, что времени осталось совсем чуть-чуть. Подошел к окну, послал сильный импульс.
Олайя в себя так и не пришла, когда он, закутав ее в плащ, вышел из дома, где их уже ждал Хорун.
Они едва долетели до границы центральной квоты, когда встретили первый патруль. Обычно гвардейцы контролировали воздушное пространство лишь над Эфранором, но сейчас едва он опустился в зону видимости, как их окружили сразу пять летунов с наездниками.
Однако их не тронули, лишь сопровождали на почтительном расстоянии. Пока они не долетели до следующей границы и конвой не сменился. Дима это устраивало, лишь бы никто не отнимал у него драгоценного времени. У границы Эфранора патруль усилился. Появились каратели. Их по-прежнему не трогали.
Здесь поводень уже был в полной своей силе. Из-за стены дождя сложно было различить что-либо на расстоянии вытянутой руки. Вода заполняла собой все пространство от небес до земли. Порывы промозглого холодного ветра превращали крупные капли в кусочки льда, которые больно впивались в кожу, раня ее, особенно на такой высоте. Димостэнис выставил защиту, огородив их троих серебряным щитом, в котором стихии вязли, растворялись, наполняя дополнительной силой.