Поиск дорог
Шрифт:
— Он с тобой?
— В пещере с моими вещами. Он очень помог мне. Как оказалось, похожий амулет был у Симаса Олафури. Ты знаешь, у каких Домов есть подобные вещи?
— Нет, — Олайя пожала плечами. — Я ведь не наследница. Может, поэтому камень меня не чувствует? Или я его?
— Симас сказал, что он откликается на зов крови.
— Дим, — она положила ладонь поверх его руки. — Мне так жаль, что это случилось. Что тебе пришлось сделать это. Только теперь все стало совсем плохо.
Он нахмурился, не понимая, о
— Олафури, естественно, в ярости. Он требует от императора, чтобы тот наказал убийцу своего сына.
— Симаса убили?! — воскликнул Димостэнис.
Олайя резко повернулась к нему, из-за чего уже почти заплетенная коса вырвалась из его рук.
— В этом обвиняют тебя.
Его брови изумленно поползи вверх.
— Я не убивал его. Если, конечно, он не умер от ошейника бессилия.
— Он умер от кинжала в сердце, — серьезно произнесла Олайя.
Дим тяжело вздохнул, провел рукой по своим волосам.
— Я его не убивал, — повторил он.
— Я верю, милый, — она мягко улыбнулась. — Только теперь между пятью Великими Домами готова вспыхнуть настоящая война. Олафури требует, чтобы тебя доставили в Эфранор, и император вынес тебе наказание. Дом Дайонте поддерживает его. Твой отец говорит, что пока нет точных улик и доказательств твоей вины, никто не имеет право называть одного из рода Иланди — преступником.
Дим поднялся на ноги, пнув несколько мелких камушков в воду.
Вот почему была такая облава. Ловили убийцу высокородного сэя. Если бы он дождался Клита, то узнал бы это еще тогда.
— Что другие Дома?
— Пантерри на стороне твоей семьи. Элсмиретте, как всегда, выжидают. Конлет говорит, что ты должен сам прийти и предстать пред судом его величества. Что если ты не виновен, тебе нечего бояться.
— Бояться?! — Дим едва удержался, чтобы не фыркнуть. — Как ловко у него получилось!
— Ты о ком?
— Об Аурино, конечно же. Вряд ли стоит сомневаться кому на руку эта грызня Великих Домов.
— Ты думаешь, это он виновен в смерти Симаса?
— Я думаю, он знает, что я невиновен.
— Я не бываю во дворце. Отец говорит, что император скорбит по утрате сразу двоих представителей благородных Домов. Потере Симаса и твоей. Однако пока ничего не предпринимает.
— Кто бы сомневался! Настал сэт его величества, он теперь постарается выжать из этой ситуации по максимуму. Может, Великие Дома все же сцепятся не только на словах, и тогда он будет скорбеть еще по кому-нибудь. Так авось и ослабит обруч давления, а если повезет — избавится от кого-нибудь из Совета.
Олайя подняла на него глаза. Вздохнула, стала заплетать вторую косу.
— Прости, златовласка, — Дим опомнился, опустился рядом с ней, снова перехватил волосы из ее рук. — Все несколько ошеломляюще.
Во второй половине дня стал накрапывать дождь, и они вернулись
— У меня всегда здесь запасы еды на несколько дней. Так я могу вообще не возвращаться.
— Отец тебя не ищет? — он был удивлен ее признанием.
Олайя покачала головой.
— Тогда нам будет еще легче, — довольно улыбнулся Димостэнис. — Мы улетим на восток. Туда, где тебя никто не найдет. Там мы переждем миноры поводня. Потом я найду одного человека и мы, как я планировал, уплывем в Фельсевер. Лала, родная моя, ты не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать, — он запнулся.
По ее щекам безудержно текли слезы.
— Златовласка, — Дим пододвинулся к ней, осторожно вытирая влагу с ее лица, — что не так?
Олайя протянула ему руку, на которой было надето обручальное кольцо императора. Какое-то время он просто сидел, не смея шевельнуться. Жуткая догадка лишала сил. Дим осторожно снял символ союза с ее пальца, под холодом метала, ощущая энергетическое плетение.
— Формула союза, — безжизненным голосом произнес он.
Она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
Формула союза. Два слова тяжелым молотом стучали в его голове, разрушая вновь возродившиеся мечты. Избранник одевает ее вместе с кольцом, и та как любая вязь уходит в хьярт.
— Как часто он подпитывает ее?
— Каждые семь дней.
Он в отчаянии положил пальцы на плетение, чувствуя его ровные сильные нити. Ему не разорвать эту вязь. Слишком силен ее создатель.
— Прости меня, — прошептал он. — За то, что сомневался в тебе. За то, что оставил. За то, что тебе пришлось пережить все это.
Олайя замотала головой.
— Тебе не за что просить прощение. Я сама выбрала этот путь.
— Я слабее его как шакт. А мой дар…
Стихии не хотели слышать его. Они затаились, и он никак не мог ощутить их силу. Причин для формирования зова не было. Конечно, что миру до счастья всего лишь двоих!
— Сегодня был просто замечательный день, — Олайя вытерла бегущие по лицу слезы. — Я снова почувствовала себя счастливой и свободной. Я больше не вернусь туда.
— Сколько еще дней?
Она легкомысленно пожала плечами.
— Не помню. Зачем мне теперь это?
— Если формула союза не будет подпитываться, она вберет в себя всю силу хьярта, иссушит его, а потом начнет тянуть из организма. Ты умрешь — если он не насытит плетение.
— Зачем ты говоришь мне это? Его величество сам соизволил объяснить. Так что я знакома со своей участью.
Его пронзила боль от ее горьких слов.
— Я поэтому писала тебе письма. Думала, что, если Зелос не будет ко мне так милостив и не пошлет мне встречу с тобой, ты хотя бы прочтешь их и будешь знать, что я тебя не предавала и всегда любила.