Поиск. Начало. Китеж
Шрифт:
– Манул на месте.
Сплошной треск и помехи в ответ. В висках стучало. Внезапно Андрея осенило – да ведь стук же! Снова тот же самый стук в висках, что и сутки назад перед аэропортом! Хотя нет, может быть, это всё же из-за сотрясения, что тогда, что сейчас? А если нет? Если не из-за него? Дать группе погибнуть, не предупредив ни о чём?
Андрей потянулся к рации, зажал тангенту и в ту же секунду задумался. Предупредить группу? О чём? Если сейчас он ошибётся, ему же больше не поверит никто. Решат, что у руководителя фляга засвистела после ДТП. Тогда, кстати, и его версию об аварии сразу же подвергнут сомнению, как
– Манул! Манул! – вполголоса его позвал Липа. – Андрюх, тангенту отпусти, ты чего, не видишь, что ли? Не слышно ж ни хрена.
Липа, видимо, решил, что Андрей нечаянно нажал кнопку передачи. Бирюков убрал рацию обратно на пояс и посмотрел на напарника.
– По сторонам внимательнее. Вдруг это те же, что и на нас вчера напали.
– Вот же... – Липа озадаченно заозирался по сторонам, извлекая Грач из кобуры. – У меня теплак в машине, в рюкзаке остался. Тоже мне, монастырь, мирная обитель.
Стук в висках не прекращался, минуты тянулись одна за другой. Несколько раз рация трещала помехами, но в остальном всё было спокойно. И тихо, необычайно тихо, даже для такой летней ночи вдали от шумного города, если только не считать какофонию в голове, то отступающую, то накрывающую с новой силой.
Андрей то и дело бросал взгляд на Липу, тот периодически потирал виски. По-любому тоже слышит, но поднимать разговор сейчас, пока напарник не увидел что-то своими глазами, смысла нет.
Время тянулось. Бирюков поднял запястье, утопил кнопку часов, подсветив экран. Начало третьего, группа уже минут сорок как скрылась внутри церкви. Он потянулся к рации, но та вдруг разродилась треском, помехами и свистом, за секунду меняющим тональность от низкого баса до чуть ли не ультразвука. Андрей резко крутанул переключатель, убавляя звук.
Земля дрогнула под ногами. Не доверяя своим ощущениям, он схватился рукой за стену, пальцами цепляясь за выбоины в разбитой кирпичной кладке, краем глаза отмечая, что Липа практически повторяет его движения. Значит, не показалось.
Глухой удар, будто прилёт в паре километров, и снова дрожь под ногами. Ладонью Андрей почувствовал, как завибрировал, заходил ходуном кирпич. Рация не умолкала ни на секунду, ей вторил оркестр барабанов в кружившейся и без того голове. Стена затрещала, где-то куски кладки начали отваливаться, со стуком падая на землю, под остатками купола что-то звякнуло, зазвенело. Бирюков, на ходу оглядываясь по сторонам, на полусогнутых быстро шагнул ко входу, направив внутрь церкви луч подствольного фонаря.
– Липа, свет внутрь, сразу!
Напарник, не мешкая, без лишних слов сорвал с пояса фонарь, метнулся ко входу и выкрутил голову осветителя, максимально расфокусировав луч, заливая светом добрую половину внутреннего пространства. Обе кирпичные колонны, представлявшие собой чуть ли не единственное убранство церкви, пошли трещинами и выкрашивались прямо на глазах.
Дверь на левой колонне распахнулась, оттуда гурьбой высыпали учёные. Андрей замахал фонарём:
– Сюда, сюда! На свет, бегом!
Ещё глухой удар. Пропустив мимо себя учёных, Андрей вновь обратил луч фонаря внутрь церкви, освещая дверной проём в колонне. Наконец, ему навстречу замелькал, замельтешил луч другого фонаря, а из проёма выскочил сначала Бехтерев, за ним ещё двое наёмников, а затем показался Бор. Громко
Колонна затрещала, наклонилась, из проёма вырвались клубы пыли и кирпичное крошево. И в ту же секунду сооружение будто взорвалось изнутри, оседая и извергнув из себя сгусток чёрного дыма, напоминавший хаотично двигающийся шар, точно такой же, что напал на группу Бирюкова сутки назад.
Андрей, продолжая подсвечивать лучом фонаря летающую тварь, потянул вниз флажок предохранителя. Однако то ли шар что-то заметил, то ли почувствовал, то ли просто пытался скрыться от пучка света – сгусток дыма заметался внутри остова церкви, хаотично прыгая меньше чем за секунду от стены к стене, а после, вырвав приличный кусок кладки, пробил стык кирпича и кровли в самом углу и устремился прочь от церкви, растворившись в ночной темноте.
Биение в висках тут же стихло, а ноги перестали дрожать. Андрей поднял обратно предохранитель и обернулся к группе – те поднимались с земли, отряхивая одежду. Бор, припав на одно колено, молча смотрел на Бирюкова. Только Липа, как и все, молчавший до сих пор, вполголоса выдавил:
– Андрюх, ты видел? Или у меня крыша едет?
Вот теперь можно и поговорить. Предметно и основательно.
Глава 6. Кудеверь
Вячеслав Седов. 27 июля, утро. Старая Ладога
Телефон, судя по всему, звонил уже довольно долго. Сознание сопротивлялось, медленно и неохотно выныривало из глубин сна, всеми лапами цепляясь за возможность продолжить свой полёт подальше от реальности, вкрапляя переживания, страхи, воспоминания и недавние мысли в полуинтерактивный фильм, когда ты вроде бы и в безопасности, но при этом окружает тебя такая беспросветная жуть... Причём, не просто окружает, а ты активно в этой самой жути барахтаешься, принимаешь – или сознание делает вид, будто бы ты на это способен – какие-то решения, удачные и не очень, немедленно сталкиваясь с последствиями этих самых решений, ощущая их на своей шкуре, просыпаясь и снова проваливаясь в тёмное забытье.
Я потянулся к прикроватной тумбочке, силясь открыть хотя бы один глаз. Промахнулся, начал шарить рукой в поисках телефона, задел пауэрбанк, от которого тот заряжался весь остаток ночи после монастыря. Задел неудачно, зарядное полетело на пол, с глухим стуком приземлившись на ковролин, потащило за собой кабель, а заодно и телефон. Чертыхнувшись, я зашарил рукой теперь уже по полу, свесившись с кровати. Смотреть на пол спросонья почему-то оказалось проще, чем на тумбочку, я даже прочитал на экране «Москалёв», но вызов прервался, стоило мне только подцепить пальцами кабель питания, а на экране издевательски высветилось время – восемь утра.
Вообще будильник должен был зазвонить через час. Пока вернулись, пока разобрали вещи, привели себя в порядок, оказалось уже около четырёх часов ночи. Меньше четырёх часов сна, в глазах словно бы песок, голова кружилась. Ещё и ноги болели с непривычки, всё-таки вчера по полной выложились на полусогнутых по кустам-крышам-катакомбам. Туда и обратно, между прочим.
Я сел на краю кровати, покачиваясь. Ольга, видимо, решила, что не слышит мою возню с телефоном и продолжала мирно спать, зарывшись в одеяло. Вот кому хорошо.