Поиски счастья
Шрифт:
Женщины помогали Тэнэт, приносили ей мяса и жиру, шкуры и жилы. Она шила одежду, обувь. Потом за эти изделия мужья подруг привозили ей разные товары из Уэллена и Наукана. Чай, сахар, другое, что нужно. В Наукане больше дают товаров, чем Джон. Купцы оставляют товары эскимосам на зиму.
Тэнэт бережлива. Сколько уж лет прошло, а подарки Ройса все целы. Любит Тэнэт и красное платье, и тонкие чулки, и туфли из зеленой кожи. Красивые. «Где берут, как делают?» — думает она, наряжаясь перед зеркальцем.
Грусть не часто посещала ее ярангу. Тэнэт знала,
Ройс появился в Энурмино на четвертые сутки после встречи со стариком Вакатхыргином. Вечерело. Чукчи были дома. Они вышли из своих яранг. Послышались приветствия:
— Этти, Ройс!
— Где был так долго?
— Каковы новости?
— Тэнэт в яранге. Иди, иди!
— Какомэй! Здравствуй!
Детвора шла по пятам за ним через весь поселок.
Ройс обратил внимание, что людей в поселении почему-то стало меньше, хотя сейчас, когда у берегов еще льды, а нартового пути уже нет, они все должны были бы находиться дома.
— Здравствуй, ты откуда?
— Ох, давно не видел тебя, этти!
— Каково твое спокойствие? Здравствуй!
— Где пропал? Иди, сынок ждет.
Краска залила щеки Ройса. Он опустил голову, едва отвечая на приветствия. «Да, да.» ведь она оставалась… О, это нехорошо..:»
Тэнэт стояла у яранги, держа Тырко на руках. Она не побежала к Ройсу навстречу, она ждала, пока он сам подойдет.
Весна. Журчат ручьи, разламывают прибрежный лед. Летят белые канадские гуси, их курлыканье хорошо различает Ройс, но ему кажется, что это крик ребенка, его ребенка. Он ускоряет шаги. Он уже видит Тэнэт, она держит сына на руках.
— Этти, Ройс!
— Какомэй, Ройс! — слышится отовсюду.
Но он уже не слышит этих возгласов, не отвечает никому. «Тэнэт… Вот она стоит с сыном… Сын! Ведь это его сын!.. Его и Тэнэт!»
— Тэнэт! Здравствуй, Тэнэт, — Ройс наклонился к ней.
— Бент… — оторвавшись от него, со стоном шепчет она. — Ты пришел, Бент! — Левой рукой она обняла его за талию, прижалась к нему вместе с ребенком, Ройс видит только ее влажные от радости глаза.
Чукчи, стоящие у ближних яранг, молча глядят на них.
— Идем в ярангу, Тэнэт, все смотрят на нас.
— Вот сын твой, Бент, — сияющая, она приподняла ребенка, заглядывая мужу в лицо.
И тут Ройсу снова стало до боли стыдно, что он ушел тогда, как вор. Ведь, честно говоря, он и не думал возвращаться.
— Как назвала его?
— Тырко.
— Тырко? — что-то оскорбительное для норвежца прозвучало в этом имени. — Тырко? — тихо повторил он еще раз.
И вдруг перед ним так ярко встала вся несуразица его жизни. Хотелось кричать, кому-то жаловаться на судьбу, что-то делать… Но что? Его душили слезы уже не от радости возвращения, не от встречи с той, которая доставила ему немало отрадных часов в этом суровом краю, отдала ему свою молодость, родила ему сына. Горький комок застрял в горле. «Какой ужас,
— За что такое наказание? — вслух по-норвежски вырвалось у него, и он заплакал.
Тэнэт увела его в ярангу. Ей странно было видеть большого, сильного человека в слезах. Непонятные люди таньги!
На следующий день Ройса трудно было узнать. Он побрился и сразу помолодел: перед уходом на Колыму он забыл второпях бритву и последний раз брился у русских ссыльных. Ройс надел новые торбаса, штаны и легкую рубаху из выделанных тюленьих шкур. Все это уже давно сшила ему Тэнэт.
В этот день Ройс отправился посмотреть на «Золотое ущелье».
Снег в разработках еще не растаял. Проспектор присел на выступ породы. Да, вот здесь он найдет свое золото! Напрасно уходил. Но ничего. Зато теперь он знает, что искать нужно именно здесь. Разве не нашел он в этом ущелье признаков золота? Побольше настойчивости, Бент!
Сегодня, посмотрез на себя в зеркальце, он убедился, что выглядит еще молодо. Пустяки! Он еще устроит счастье.
Однако вскоре стали подкрадываться другие мысли. А где же брать мясо, табак и чай? Уже давно потребности Ройса ограничивались этими продуктами. Он отвык от хлеба и одежды из тканей. Как-никак десять лет!.. Ну что ж, он будет ставить капканы, иногда с чукчами выходить в море. Хорошо, если бы теперь купцы предложили ему собирать зимой для них пушнину. Напрасно он не соглашался раньше. «Вот так и проживу. А потом найду золото, заберу сына, увезу его в Штаты». Тэнэт? Но не может же он везти ее с собой! Он обеспечит ее на двадцать-тридцать лет.
И Ройс опять предался мечтам о своем будущем счастье. Он видел перед собой Марэн — такой же пятнадцатилетней девочкой, какой она была, когда они расстались. Он не мог представить себе ее иной, не хотел думать, что теперь, спустя двадцать с лишним лет, она может неузнаваемо измениться, давно стать женой другого человека и матерью взрослых детей. Перед ним стояла прежняя Марэн, он видел ее так же отчетливо, как в тот памятный день 1888 года, когда он, окончив гимназию, отплывал в Штаты.
Ройс неподвижно сидел на обнаженной породе в своем «Золотом ущелье».
Внизу, еще под снегом, журчал весенний поток. Жгло солнце. Было начало июня.
Нет, нет, он и не подумает теперь вернуться в Ном, в Калифорнию, Чикаго, Нью-Йорк. Что там делать без цента в кармане? Не для того он прожил свои сорок лет, чтобы получать от хозяев подзатыльники, бродить безработным, жить, не видя никакой перспективы. А свобода? Ведь здесь он, — Ройс даже улыбнулся, уселся поудобнее, — здесь он, черт побери, свободен, свободен, как птица! Бент хорошо узнал цену свободы. Конечно, свобода досталась ему нелегко. «Но это не так уж и дорого, старый ты бродяга, Бент! В конце концов чего у тебя нет? Комфорта? Кабаков? Продажных девок? Долларов? Верно! Но все остальное есть. Кров. Пища. Женщина. Одежда — пусть она пока из шкур! А главное — перспективы!..»