Пока муж в командировке
Шрифт:
– Хорошее вино существует для того, чтобы его смаковать. Это своеобразный вид искусства, как, например, хорошая парфюмерия. Ты же не выльешь на себя полфлакона французских духов? Вот и хорошее вино бутылками не пьют. Это неприлично. Так что мы будем пить?
– Вино, - решила я.
– Напиваться сегодня не станем, лучше пообщаемся.
Через десять минут мы смаковали красное сухое вино из роскошных бокалов и ели настоящее грузинское сациви.
– Очень вкусно, - похвалила я, съев все до кусочка.
– Можно попросить у вашего повара рецепт?
– Не советую, - ответил Ираклий Андронович.
–
Я взяла бокал, сделала маленький глоток, подержала между языком и нёбом. Наверное, я никудышный ценитель. Благородное сухое вино кажется мне не таким вкусным, как полусладкое.
– Тебя что-то тревожит?
– спросил Ираклий Андронович.
– Мне все время кажется, ты хочешь что-то сказать и не решаешься.
Я пожала плечами и вежливо объяснила, что просто мне немного не по себе.
– Почему? Из-за того, что узнала, кто твой отец?
Я кивнула, не поднимая головы.
– Ты боишься плохой наследственности?
– продолжал бередить мои тайные страхи именинник.
– Катя сказала, что Штефан был наследником дегенератов и садистов. Значит, и во мне течет та же… порченая кровь?
– Ничего подобного, - спокойно ответил Ираклий Андронович.
– В роду Батори все было доведено до крайности: и отвага, и жестокость. Само слово «батор» означает «храбрый». Кстати, - прервал он сам себя, - любопытная аналогия. «Батор» у венгров, «батыр» у азиатов, «богатырь» у славян. Чувствуешь связь?
Я не ответила. Лингвистические подробности сейчас интересовали меня меньше всего. Ираклий Андронович бросил на меня проницательный взгляд и сказал:
– Тебе нечего бояться. Ты из рода короля Матиаша, а он был достойным и сильным человеком.
– Но были и другие!
– напомнила я.
– Не отважные, а жестокие! Как отличить одно от другого?
Ираклий Андронович высоко поднял бокал и сделал два маленьких глотка. Вместо рассуждений на затронутую тему он полюбовался на свет насыщенным цветом вина и решил поведать мне одну старую притчу. Ученик спросил: «Учитель, как отличить отвагу от жестокости, если жизнь - непрерывная битва?» И учитель ответил: «Вот перед тобой меч. Одна его сторона называется жестокостью, другая - отвагой. Сможешь ли ты назвать мне без ошибки имя каждой стороны?» Ученик сказал: «Учитель, это невозможно. Стороны меча одинаковы. Никто не сможет узнать, какая его сторона называется жестокостью, а какая - отвагой». Учитель покачал головой и объяснил: «Узнать это очень легко. Когда вынимаешь меч из ножен, спроси себя, во имя чего ты это делаешь? Тогда будешь точно знать, какая сторона меча обращена к тебе: жестокая или отважная».
Повисла недолгая пауза. Я смаковала чудесную притчу, как хорошее вино.
– Какая мудрая сказка!
– Это не сказка, Маша, - возразил Ираклий Андронович.
– Это говорил старик Конфуций очень-очень давно, еще до того, как первый Батори появился на свет. Так что если ты боишься или сомневаешься в себе, прежде чем обнажить свой меч, спроси: зачем ты это делаешь? Вот и весь секрет.
– Ираклий Андронович откинулся на спинку стула, оглядел комнату и продолжил: - Мне было бы приятно, если бы ты меня о чем-нибудь попросила. Попроси, Маша. Сегодня какой-то необыкновенный день: все
– И вы выполните мою просьбу?
– Выполню, - пообещал Ираклий Андронович, однако спохватился и уточнил: - Если, конечно, буду в силах.
Ясно. Хозяин дома испугался, что я попрошу его вернуть украденные картины в музеи. Но я хорошо понимала, что это абсолютно невыполнимо. При жизни этот человек не расстанется ни с одной жемчужиной из своей сокровищницы.
– Есть у меня одна просьба. Только не знаю, могу ли я об этом даже заикнуться.
– Попробуй.
Я посмотрела на Ираклия Андроновича и решилась:
– Можно достать тело Штефана и похоронить по-человечески? Меня страшно мучает мысль, что он лежит на дне того пруда, где мы его…
Я не договорила и с трудом проглотила комок в горле.
– Очень жаль, Маша, но ты опоздала, - сказал Ираклий Андронович.
– Штефана уже похоронили.
Я растерялась.
– Видишь ли, мои люди достали его тело сразу после вашего отъезда, - объяснил Ираклий Андронович.
– Сделали вскрытие, как полагается. Извини, но я должен был знать, что произошло. А когда все выяснилось, тело Штефана перевезли на родину и похоронили рядом с его матерью.
Я поразилась.
– Как вам это удалось? Его же отравили, убили! И что дальше? Никакого расследования не будет?
– Не будет, - подтвердил Ираклий Андронович.
– Какой в этом смысл? Убийцу-то уже в тюрьму не посадишь… В общем, я решил не ворошить эту грустную историю. Пускай Штефан и твоя подруга сами разберутся между собой. Согласна?
– Согласна, - тихо ответила я и сразу спросила: - А как корона оказалась в России?
– Ну, Маша, это долгая история, - ответил Ираклий Андронович, устраиваясь поудобнее.
– Подробности рассказывать не стану, скажу только, что некий наследник короля Матиаша был свергнут с трона. Он бежал на Украину, прихватив с собой некоторые королевские реликвии. Долго скитался, потом принял постриг в одном из карпатских монастырей.
– Зачем?
– Ну, не знаю. Очевидно, пытался как-то избежать родового проклятия.
– Избежал?
Собеседник взглянул мне в глаза и без слов отрицательно покачал головой.
Во рту у меня неожиданно пересохло. Не знаю, правда ли существуют родовые проклятия, или это цепь трагических совпадений, но все-таки мне повезло, что я родилась восьмой.
– После его смерти монахи спрятали корону в очень хитром тайнике, упоминание о котором сохранилось в монастырских хрониках. Так уж получилось, что документы попали в руки Штефана. Он был журналистом, много путешествовал по свету. Хотя я думаю, документы попали в его руки не случайно. Судьба!
Я выпила вино до последней капли. Осторожно поставила бокал на стол и снова задала вопрос:
– А как корона попала к вам?
– Я финансировал ее поиски, - пояснил Ираклий Андронович.
– А Штефан?
– А Штефан предложил мне вывезти ее за границу. У него были какие-то свои дипломатические каналы. Вот я и согласился. Понимаешь, сам я к цацкам равнодушен. Меня больше интересует искусство. Представил, сколько картин смогу купить на эти деньги, и попался на крючок, как карась.