Пока мы не стали незнакомцами

Карлино Рене

— Я слышу вас, мальчик.

Мэтт усмехнулся.

— Наина здесь с тех пор, как мне было двенадцать. Она помогала мне с домашней работой, научила нескольким ругательствам на немецком и всегда приносила мне тонны сладостей.

Наина топнула ногой и уперла руки в бока.

— Маттиас, — пожурила она его, но всего секунду спустя ее щеки порозовели, и она рассмеялась. — Иди сюда. — Пышная женщина практически оторвала Мэтта от земли, притянув в свои медвежьи объятия. — Я скучала по тебе, Маттиас. Без тебя здесь все иначе. — Они отошли друг от друга.

Мэтт

большим пальцем ткнул себя в грудь.

— Я ее любимчик.

— Теперь идем, хватит уже, — сказала Наина, отворачиваясь и продолжая идти по коридору. Она проигнорировала реплику Мэтта, но я знала, что это была правда.

Было два дня до Рождества, и мне предстояло познакомиться с отцом Мэтта, его братом, мачехой и мстительной бывшей подружкой, которая скоро станет его невесткой. Я была рада войти в комнату хоть с чем-то, потому что это служило нам щитом от того, что нас ждало в огромной гостиной. Мэтт выдернул бутылку просекко из моих рук, — которая была щитом, — и вошел в комнату передо мной с широко разведенными руками, выпяченной грудью и игристым виной в правой руке.

— С Рождеством, семья. Вот и я!

Я увидела отца и мачеху Мэтта у окна от пола до потолка, из которого открывался вид на большой задний двор и сверкающий бассейн. Его отец был в темном костюме и при галстуке. Его мачеха была в бежевой юбке-карандаше, белой блузке и светящихся жемчужных украшениях. Она была полной противоположностью Алеты: светловолосая, с безупречной стрижкой «боб» и упругой кожей, подтянутой хирургическим путем.

Его отец выглядел безупречно, как человек, проводящий перед зеркалом не так уж и мало времени, но его улыбка была искренней, как и у Мэтта. С дивана поднялся человек, в котором я безошибочно узнала Александра. Он был в белом костюме, розовой рубашке, но без галстука. Три верхние пуговицы были расстегнуты, демонстрируя загорелую кожу на безволосой груди. Волосы у него были светлее, чем у Мэтта, и казались пластмассовыми из-за геля.

Александр приблизился к Мэтту за три широких шага.

— Мэтт здесь, и опоздал, как и всегда, — произнес он радостно. Забрав бутылку из руки Мэтта, он стал изучать ее. — И, взгляните-ка, он притащил нам бутылку шампанского для бедных. Как я и говорил, а? Может, с ним можно будет приготовить свинину.

Он серьезно? Божечки мои.

Желудок свело, а сердце упало при мысли, что Алета дала Маттиасу бутылку, и он, зная, как на нее отреагируют его родные, не осмелился сказать об этом ни Алете… ни мне. Должно быть, именно поэтому он выдернул ее у меня из рук в последнюю секунду.

Игнорируя брата, он отступил в сторону и поднял мою руку.

— Все, это Грейс.

Я смущенно помахала, после чего ко мне подошла мачеха Мэтта.

— Здравствуй, дорогуша. Я Регина.

Пока я пожимала ее руку, отец Мэтта подошел к нему и безмолвно обнял, после чего обратил свое внимание на меня.

— Здравствуй, Грейс, рад познакомиться с тобой. Наслышан о тебе и твоей музыке.

Я сглотнула, заинтересованная тем, что же

он слышал.

— Благодарю, сэр. Приятно познакомиться.

— Прошу, зови меня Чарльз.

Меня пронзило желание спросить: «Как насчет Чарли?», и я нервно рассмеялась.

— Хорошо, Чарльз.

Александр стоял позади, и вскоре я увидела черноволосую женщину, вошедшую в гостиную с другой стороны. Она была красивой, такой тип обычно называют «соседка». Длинные гладкие волосы с вьющими концами. Огромные карие глаза, кажущиеся удивительно теплыми. Я улыбнулась, когда она подошла ближе, но затем заметила ее широкую фальшивую ухмылку с намеком на злорадство. Ее движения были по-кошачьи грациозными, и она подкралась к нам.

— Маттиас. — В ее голосе слышалась высокомерность.

— Привет, Моника. Это Грейс.

Ее жуткая вымученная ухмылка вернулась, как только она окинула взглядом мои ботинки, а затем и лицо. Я протянула руку для рукопожатия, но она так и повисла в воздухе. Наконец, Моника пожала ее.

— Приятно познакомиться. Ты как раз в его вкусе.

— Э-м-м-м…

Моника снова посмотрела на Мэтта.

— Она говорит?

— Дети, давайте переместимся в обеденный зал, — вмешался Чарльз. Я была ему за это благодарна.

Мы вшестером устроились за огромным, блестящим черным столом, сервированным серебряными приборами и хрустальными бокалами для шампанского. Мы с Мэттом сели напротив Александра и Моники, а Регина и Чарльз заняли противоположные места на разных концах стола. Наина была расторопной и грациозной, летая по комнате туда-сюда, чтобы накрыть его.

Чарльз отметил, что еда приготовлена поваром Майклом Мэсоном. Я наклонилась к Мэтту, чтобы прошептать:

— Кто он такой?

— Кому какая разница? — ответил Мэтт громко, но никто не подал виду, что услышал.

Регина и Моника завели разговор о каком-то дизайнере, работающем над свадебным платьем Моники, пока Чарльз, бубня, рассказывал Александру о последних переговорах в фирме о контракте. Они буквально игнорировали нас большую часть обеда, и меня это устраивало. Когда был подан десерт, а Моника и Александр выпили по несколько бокалов шампанского, они обратили свое безраздельное внимание на нас.

— Итак, ты играешь на виолончели? — спросил Александр.

— Да.

— О-о, — тон у Моники был такой, словно она обладала информацией. — Ты виолончелистка?

— Да, — повторила я, и увидела на лице Мэтта выражение обеспокоенности. Он уставился на Монику, пытаясь понять ее интонацию.

Ее приторная улыбка и фальшивый смех вызвали у меня леденящую дрожь. Она смотрела на Александра, но показывала на меня.

— Та самая? — Она стрельнула взглядом в отца Мэтта. — Та самая, которую вы выручали, Чарльз?

— Прошу прощения? Эм… выручали? Я понятия не имею, о чем вы, — сказала я, едва повышая голос чуть выше шепота. Кто эта слабая, глупая девчонка, которой я стала в присутствии этих людей?