Пока мы не встретимся вновь
Шрифт:
— Наверное, потому… глупо, конечно, но я знал, что никто из моих людей не понимает английского, и хотел, чтобы вы спели для меня одного. Такое, что я мог бы запомнить навсегда и не делить этого воспоминания ни с кем другим, — медленно произнес Поль. — Я… я влюбился в вас… пока вы пели для моих людей. А в этой песне были слова, которые, как я мечтал, вы когда-нибудь скажете мне, и я думал только об этих словах — помните? — «веселым звоном отзовутся тогда свадебные колокола, станет памятной каждая слеза, так жди и каждый вечер молись за меня, пока мы не встретимся вновь».
— Свадебные колокола? — прошептала Ева.
—
Ева колебалась, напуганная тем, с какой легкостью Поль де Лансель пробил стену, которую она с таким трудом возвела. И тем не менее… и все же… неужели у нее не хватит смелости рискнуть еще раз? Неужели она откажется от нового приключения и попытается убежать от… любви? Ведь то, что она чувствует к нему, не что иное, как любовь!
— Вы пришли ко мне в гримерную чуть больше трех часов назад, — начала Ева, стараясь выгадать несколько секунд на размышления. — Почему же вы ждали так долго, чтобы задать мне этот вопрос?
— На то, чтобы отыскать вас, у меня ушло два года. Что значат какие-то три часа в сравнении с этим?
— Ах, вот оно что… В таком случае…
— В таком случае?
— Да, мой полковник, да!
Виконт Жан-Люк де Лансель, отец Поля, поднял глаза от письма и радостно объявил своей жене Аннет:
— Прекрасные вести, дорогая! Поль женится… то есть, судя по дате этого письма, я уверен, что он уже женился.
— Слава Богу! Как я об этом молилась! После смерти бедной Лауры я думала, что уже никогда не услышу его смеха. Покажи письмо. Кто эта девушка? Где он с ней познакомился? Когда они поженились? — посыпались жадные вопросы виконтессы.
— Погоди минутку… Дай я прочитаю дальше… Ах, вот… Она родом из Дижона. Почти соседка, Аннет! Ее зовут Ева Кудер… Бог ты мой, да она дочь доктора Дидье Кудера! Это врач, к которому обращаются все, у кого больная печень, дорогая. Помнишь, твой шурин консультировался у него несколько лет назад? Они знают друг друга… Вот странно… Поль пишет, что они впервые встретились в конце первого года войны, а теперь они, очевидно, встретились вновь… только на прошлой неделе! До войны было совершенно невозможно, чтобы кто-то женился всего за неделю, но сейчас все изменилось, а? Он пишет, что Ева прекрасная женщина, храбрая и очень красивая… Что еще можно желать, правда, дорогая? Конечно, у них не будет медового месяца, но разве это имеет значение? Главное, что они будут жить в Париже, пока Поль служит там. Когда мы сможем поехать навестить их, Аннет? Я хочу взглянуть на свою невестку.
— Ты сказал, дочь доктора Дидье Кудера?
— Да. А почему ты спрашиваешь? Разве у него их несколько?
— Только одна, насколько мне известно, — мрачно ответила его жена.
— Ты знаешь эту девушку?
— Все знают про эту девушку.
— О чем ты говоришь? И чем ты так удручена? Я никогда не слышал об этой девушке.
— За год до начала войны все только о ней и говорили… в определенных кругах, конечно. Она сбежала из дома, исчезла, пропала — называй это как хочешь — с каким-то негодяем или совершила что-то другое, настолько неприличное и позорное, что Кудеры, сколько могли, хранили все это в тайне. Ее тетка, Мари-Франс де Куртизо, тоже была в этом замешана. Моя кузина Клэр — подруга баронессы, и когда вся эта неприглядная
— Что значит «еще хуже»? У нее ребенок?
— Нет, насколько мне известно. Такие женщины не заводят детей, будь уверен. Она… поет. Она выступает в мюзик-холле. В Париже.
— В мюзик-холле? Ты уверена?
— Абсолютно. Кудеры никогда не упоминают о ней, но, кажется, она добилась большого успеха… Говорят, стала знаменитой, вероятно, печально знаменитой, не сомневаюсь. У Кудеров только одна дочь, и на этой женщине женился наш сын. — Виконтесса зарыдала.
— Аннет, Аннет… перестань, умоляю тебя. Помни, Поль любит ее. Подумай о том, как несчастен он был. По-моему, важнее всего, что он вновь обрел любовь. Ты так не считаешь?
— Такая женщина, как эта! Неужели ты не понимаешь, почему она вышла за него?! Это же последний шанс вернуть себе положение, последняя спасительная возможность для женщины, столь низко павшей! Но она ошибается, полагая, что ее здесь примут. Хуже всего, что после окончания войны будет загублена карьера Поля.
— Аннет, как ты можешь беспокоиться об этом сейчас? Главное, что Поль не на фронте и останется жив после войны. И что за вздор, при чем тут его карьера? Я вполне полагаюсь на его интуицию, а он пишет, что Ева прекрасная женщина… Что такого, если она поет, пусть даже в мюзик-холле? Даже короли женились на женщинах, которые пели в мюзик-холлах.
— И теряли после этого трон, а затем всю жизнь подвергались насмешкам. Кроме того, тебе прекрасно известно, они никогда не женились на этих созданиях, они их содержали. Эта женщина скандально известна. Прошлое будет преследовать ее всю жизнь. Неужели ты считаешь, что у дипломата с такой женой есть надежда сделать карьеру?
— Жена столь же важна для карьеры дипломата, как и ум… возможно, даже важнее, — признал Жан-Люк де Лансель, глубоко вздохнув. Аннет, как обычно, выказала больше практичности, чем он.
— Эта… женщина не может быть женой посла. И ты должен это понимать не хуже меня. Ему никогда не простят этого на набережной Орсэ. Он погубил себя ради нее, он пожертвовал ради нее своей карьерой!
— Я только спрашиваю себя, много ли он знал о ней до своей скоропалительной женитьбы?
— Очевидно, почти ничего, — ответила виконтесса с глухой ненавистью.
— Может, так, а может, и нет. Он мог знать о ней все и решить, что, чем бы это ему ни отозвалось, она того стоит, — сказал виконт де Лансель, впрочем, не слишком убежденно.
— Он влюбился в военное время, а значит, сделал глупость, — насмешливо возразила жена.
— Возможно, его обманули. Он никогда не женился бы на ней в мирное время. — Голос отца Поля стал суровым. Он смял письмо.
— Тебя и теперь удивляет, почему они так быстро поженились?
— Нет, теперь я это понимаю. Даже слишком хорошо.
— Мэдди, ты что, серьезно? — вскочил из-за своего стола Жак Шарль. — Не может быть! Я отказываюсь в это поверить. Если ты поступаешь так потому, что другой режиссер сделал тебе более выгодное предложение, я всегда об этом узнаю… И мне это ужасно не понравится. Учти, я сверну твою прелестную шейку. Видно, надо отвести тебе гримерную побольше и хорошенько тебя отшлепать… Уйти со сцены! Навсегда! Это просто немыслимо!