Пока не проснулись сомнамбулы
Шрифт:
— Вот и вся история.
— Лаконично, — отметил я. Вера утвердительно кивнула: она слушала уже во второй раз.
Ден удивленно вскинул бровь.
— Это все, что ты думаешь по этому поводу?
Я пожал плечами.
— А что я должен думать? Я понятия не имею, что у вас там за шуры-муры…
— Что такое шуры-муры? — не понял Ден.
— Ровно то, что было между вами.
— Между мной и Машей? Или между всеми нами?
— Между тобой, Машей и Всеволодом. Если под «всеми нами» ты подразумеваешь также меня с Верой, то нет: в отношении нас ваши действия можно охарактеризовать не иначе,
— Я не понимаю твоего юмора.
— А что тут понимать? Логично, что рано или поздно она должна была выбрать. Вот она и выбрала. Только мы с тобой оба не угадали. Ты думал, что она выберет тебя, а я — что кого-то третьего.
— Я не верю.
Твердость, с которой были сказаны эти слова, не могла не тронуть даже мою зачерствевшую душу. Или это всего лишь упрямство вчерашнего подростка?
— Как хочешь. Но скажу честно, я не вижу ничего криминального. Пойми, дружище, в любой другой ситуации я бы с радостью помог тебе. Но у меня тоже был не самый простой вечер, а сегодня утром я должен идти на работу, где такие чудеса творятся, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Никаких сил уже нет, чтобы копаться в ваших мексиканских сериалах.
Кажется, Ден опять ничего не понял из сказанного. Но суть уловил верно.
— Если позволите, сегодня я переночую у вас. Завтра пойду искать.
— Спокойной ночи.
— Видишь, Вера, — обратился к сестре: в его голосе слышался упрек. — Я же говорил, он нам не поможет.
Вера лишь покачала головой и молча последовала за мной в спальню. Какая-то она вдруг подозрительно тихая стала. Не к добру.
Когда я проснулся, жены рядом уже не было. Причем, не просто не было в кровати — не было вообще дома. Как и Дениса. И это, между прочим, в шесть утра. На кухне холодный чайник, пустой холодильник и голодный Агат. Ни записки, ни смс. Такие дела.
И тут на меня впервые напало что-то похожее на безнадегу. Ну что за жизнь! Куда ни кинь, везде засада. На работе, с соседями, с друзьями, с родственниками… Даже дома не все ладно. Чувствую, Вера не просто так вчера замолчала. Что-то она задумала… нехорошее. Или заподозрила. Вот так и рушится понимание между любимыми людьми: когда один начинает умалчивать, а второй додумывать взамен того, о чем умолчали… А ведь всего неделю назад я и помыслить не мог, что дойдет до такого.
И даже позвонить некому, пожаловаться, попросить совета. Я же взрослый, елы-палы, все должен делать сам! И решать проблемы тоже сам. Так все вокруг твердят. Попробуй сейчас показать кому-нибудь постороннему, как тебе хреново — и все, ты для него больше не авторитет, а так, что-то среднее между тряпкой и набойкой на каблуке. Вечером надо обязательно позвонить Алене, узнать, как там Леха… Может, хоть у них есть хорошие новости.
Затренькал телефон, я спешно схватил трубку.
— Слушаю.
— Алло, Фил, это я. Не разбудила?
Ирина.
— Нет, все в порядке, говори.
— Привет, кстати. У меня для тебя плохие новости: похоже, болтовня твоего дружка Томми возымела действие.
— Болтовня Томми? В смысле, теперь все думают, что мы с тобой спим?
Так себе сострил.
— Нет, в смысле, что начальство
— Понятно… Выходит, они просто забили и не стали разбирать, кто прав, кто виноват.
— Выходит, что так, — по голосу было слышно, что Ира уже смирилась с неизбежным. Ей-то что горевать, она даже в коллектив толком влиться не успела. — Надеюсь, после нашего с тобой ухода у них еще пару раз слетит сеть, и тогда они поймут, что мы здесь ни при чем.
— Я тоже надеюсь. Ладно, до встречи на работе.
Кто сказал, что не может быть хуже? Получите, распишитесь. Поздравляю, Лазарев, теперь ты вдобавок ко всему прочему без пяти минут безработный.
На парковке возле офиса я с удивлением заметил машину Павла, который обычно приезжает на работу часа на два-три позже. С еще большим удивлением я обнаружил, что она не пуста. Внутри сидели мой шеф и… Ирина. Последняя, увидев меня, замахала руками.
Зовет к ним.
— Приветики, — я забрался на заднее сиденье Пашиного внедорожника. — А что вы тут сидите? Кататься собираетесь, или мы просто поболтаем в тачке в стиле ганстеров из старого кино?
— Фил, иногда твои шутки ну совсем не смешные, — заметил Паша. И… что у тебя с лицом?
— Это ты мне еще комплимент сделал: Веру мои шутки вообще не смешат уже года четыре как. А с лицом… Что, совсем плохо?
— Ну, так… Ты будто на угол дома упал.
— Давайте ближе к делу, — вмешалась Ирина.
— Я только за, — ответил я (не хватало еще мое лицо обсуждать). — Это у вас рабочий день начинается с девяти и десяти соответственно, а мне надо быть в восемь, то есть… через пятнадцать минут.
— Хорошо, тогда слушай, — Павел обернулся ко мне через сиденье. — Я знаю, Ирина тебе уже звонила, но скажу еще раз, чтобы ты не решил, что она шутит. Не сегодня, так завтра вас вызовет Кравцов и предложит написать заявления «по собственному желанию».
— По собственному? То есть, выходных пособий нам не видать?
Признаться, я уже почти смирился с увольнением и по дороге на работу успел даже прикинуть, куда можно слетать отдохнуть на полученные денежки, пока кадровые агентства будут подыскивать мне нового работодателя… А тут еще один облом.
— И не мечтай. Генеральный, как ты сам понимаешь — тоже далеко не самый генеральный в нашей структуре. Так что он тоже держит ответ перед еще более высокими начальниками. А кто-то выпустил слухи за пределы нашей фирмы, и они докатились до руководства холдинга. Смекаешь?
— Выходит, теперь наш Генеральный оказался в роли… Ну примерно, как я перед тобой, когда суд проигрываю?
— Вроде того. Только у них там все серьезнее. Согласись, не очень приятно, когда папочки и мамочки из третьих уст узнают, что ты не уследил за бардаком на вверенной территории. Особенно, если ты планировал то скрыть. Теперь он просто обязан найти виноватых, и разбираться ему некогда.
— А почему мы? — задал я глупый вопрос.
Паша поморщился, как от зубной боли.
— А сам как думаешь. Потому что тут все, как детском садике: на кого первого ткнули, тот и виноват.