Пока ненависть не разлучила нас
Шрифт:
– А что, если спросить у кого-нибудь дорогу? – Мама, как всегда, попыталась исправить ситуацию.
– И что мы спросим? Скажите, как проехать загород? И у кого? Здесь, как видите, ни души, – сердито отозвался папа.
– Давай кого-нибудь найдем. Местные жители нам скажут, где можно устроить пикник, – примирительно предложила мама.
Папа ворчит. Мама говорит разумно, но ему не нравится. И все-таки мы снова пускаемся в путь, ищем местных жителей.
Через несколько километров папа заметил домик и старушку, сидящую на стуле возле крыльца.
Мы
– Добрый день, мадам, мы ищем место, чтобы устроить пикник…
Старушка разевает рот и хохочет. Во рту у нее торчат несколько жалких черных корешков. Вряд ли такими можно жевать. Маму, похоже, напугало это зрелище, губы у нее брезгливо кривятся. Старушка бормочет что-то непонятное и машет рукой, показывая, куда ехать.
– Жак, поехали! У нее слюна изо рта течет, – шепчет мама.
Она скоренько благодарит старуху и поднимает стекло.
– Нам туда, – прибавляет она. – Она показала в ту сторону.
– А мне показалось, что она нас не заметила, – проворчал отец себе под нос.
Жюльен, который махал, прощаясь, старушке, поворачивается к нам.
– А что у нее во рту? – поинтересовался он встревоженно.
– Почти ничего. – Отец расхохотался так громко, что мотор стало едва слышно. И мы тоже вслед за ним стали смеяться, радуясь, что так неожиданно спало напряжение.
Папа передразнивал старушку, и мы просто падали от хохота – не так уж часто наш вечно хмурый и озабоченный чем-нибудь отец валял дурака.
Вскоре мы заметили небольшую площадку и на ней несколько машин.
– Должно быть, приехали, – успокоившись, объявил папа.
Среди деревьев зеленела лужайка, несколько семей завтракали, сидя вокруг раскладных столиков или на подстилках. Мы тоже остановили машину.
Папа достал из багажника пластиковые пакеты с завтраком. И мы сразу замечаем недостатки своей экипировки – у нас не было ни корзинки, ни сумки-холодильника. Гора еды на пакетах выглядела совсем не так аппетитно, как в аккуратных фирменных контейнерах у соседей.
Папа ел и с деланым восторгом любовался окружающей зеленью. Похоже, он чувствовал, что все на него смотрят, и старался выглядеть как можно более выигрышно и уместно.
– Чудные деревья, – говорил он, покачивая головой. – Красивы на удивление. Сорви несколько листочков для учительницы. И скажи, как это дерево называется. Наверняка ты знаешь. Ты же такой хороший ученик!
Я не решался поднять голову, не хотел видеть папину улыбку. Он что, не может спокойно есть, как другие, и говорить потише?
Еда была мне не в радость. Я автоматически проглотил все, что протянула мне мама. У меня паранойя, мне кажется, все на нас смотрят. Любой смех – насмешка над нами, тихий разговор – осуждение.
А подняв голову, я обнаружил, что соседи не обращают на нас ни малейшего внимания, им до нас не было никакого дела.
– А что, если мы немного пройдемся? – предложил папа. – Поможем пищеварению?
Мы поднялись, озираясь. Куда отправиться? Войти в лес? Пойти по лугу?
Отцу хотелось в лес. Когда мы отошли подальше от
– Ты видела? Здесь хорошее общество. Люди не бедные. У них красивые машины, костюмы для уик-энда, оборудование для пикников. Надо сюда приезжать почаще.
Через четверть часа мы вернулись к нашему «Пежо 504».
– Домой? – поинтересовался Жюльен.
– Нет, отдохнем еще немножко, – отозвался папа. – Можете поиграть, подышать свежим воздухом и не забудьте набрать листочков.
Он улегся на подстилку и мгновенно уснул, мама сидела и листала журнал, а мы с Жюльеном отправились изучать окрестности и набивать сумку ненужными богатствами. Мы это делали уныло. Какое разочарование! И это загород? Никаких ферм, зверушек, фруктов. Ребята над нами посмеются, и только.
Папа проснулся скоро, и вот уже все семейство уселось в машину, купленную по случаю и успевшую намотать немало километров.
На обратной дороге все старались скрыть свое разочарование. Мы с Жюльеном смотрели в окна, Оливье напевал, мама подпиливала пилочкой ногти.
– Ну, что, ребятки? Понравилось? – нарочито весело осведомился папа. – Если повезет, снова навестим мадам Колгейт.
Он засмеялся, мы тоже, но всем нам было не слишком весело.
Мне даже захотелось извиниться, что из-за меня мы так провели воскресенье.
– Который час? – спросила мама.
– Половина четвертого. Если повезет, еще успеем посмотреть скачки.
– Хотя бы на лошадей посмотрим, – пробормотал Жюльен, не отрывая взгляда от окна.
Мунир
Я любил Рождество и побаивался его.
Музыка, огни, запахи… Ощущение праздника. Радостно видеть иллюминацию на улицах, разукрашенные витрины, улыбающихся прохожих. А если еще и снег выпадал, то привычная будничность вообще исчезала и мы оказывались в волшебной стране мечты. Белые воздушные хлопья обладали таинственной силой, они уничтожали едкие городские запахи, прижимали их к земле, позволяя праздничным ароматам мягко веять в воздухе. И вот в воздухе смолисто пахло хвоей, жареными каштанами, а еще особым запахом дорогих магазинов – тканями и кожей. Всевозможные ароматы щекотали нам ноздри, заполняли легкие, проникали в сердце. Магия Рождества.
Мальчиком я жил с широко открытыми глазами, впитывал все звуки, все запахи. Но где-то глубоко внутри осуждал себя, одергивал. «Закрой рот, осел! Не выставляй себя на посмешище! Это все не для тебя! Тебя не обмануть! Не поддавайся!» Волшебник ворожил для аккуратных, хорошо одетых детей, они сидели в зале и, улыбаясь, участвовали в представлении. А я сидел на мостках за кулисами и понимал, что разыгрывается комедия, всенародный фарс. Все понарошку: Дед Мороз, гигантские елки в магазинах, нежданное добродушие прохожих… Все вместе вселенское надувательство. Но я отдал бы все на свете, лишь бы тоже сидеть в зале, позволять себя дурачить, вешать себе лапшу на уши и чувствовать себя таким счастливым, хлопать в ладоши, смеяться и кричать так же простодушно, как они.