Пока твоё сердце бьётся

Влюченка Маринапа

– Ещё не стемнело… – подозрительно пробормотала я, словно желая опровергнуть свою догадку.

– Так ведь и солнца нет, – он пожал плечами. – Впрочем, солнце меня не тревожит и днём, если довольно пасмурно.

– Почему я должна вам верить? – спросила я после некоторого молчания.

– Я мог бы убить тебя сразу, – подняв брови, он снова пожал плечами и щёлкнул пальцами перед собой, как бы показывая, что сделал бы это в два счёта.

– Так отчего же не убили?

– Мне очень жаль, что напугал тебя. Никто не должен был этого видеть, – то ли уклончиво ответил, то ли ушёл от темы вампир.

– Почему жаль? Того другого человека ведь жаль не было.

– А тебе

жаль животных, чьим мясом ты питаешься? – голос мужчины стал жёстким и властным.

– Вообще-то жаль, – нахмурилась я.

– Но ты их ешь, – ответить на это утверждение мне было нечего. – И мне тоже, может быть, бывает жаль, но пища есть пища, к ней привыкаешь.

– Извините, мне пора… я опаздываю.

Мне было неловко продолжать этот странный разговор. Не дожидаясь ответа, я пошла было прочь, но он вновь окликнул меня:

– Твоё сердце… оно бьётся не так… неправильно.

Я замерла на месте, чувствуя, как ускорилось биение этого сердца. Снова я оглянулась на собеседника, но на сей раз заинтересованно, – лицо его было серьёзным и даже суровым.

– Поэтому мне жаль. Ты тоже знакома со смертью не понаслышке, – добавил он чуть мягче.

В тот вечер я впервые не пошла на курсы и совершила, быть может, самый авантюрный поступок в своей жизни. Мы со Штефаном Тумашем – именно так звали вампира, и это имя очень подходило по звучанию к его произношению, – отправились гулять. Мы бродили вместе по тёмным аллеям парка, которых я зареклась избегать, и они вновь не были мне страшны. Речи мужчины зачаровывали своей чуть старомодной высокопарностью, витиеватым хитросплетением слов, мелодичными интонациями. Вкупе с его надменным выражением лица манера изъясняться делала образ Штефана ещё более высокомерным и неприступным, и отчего-то именно это привлекало меня особенно. Однако он был крайне корректен, благонравен; ещё никогда не встречала я человека, обладавшего столь сдержанными ледяными манерами, в каждом жесте которого читалось бы аристократическое происхождение.

Он много расспрашивал о моей болезни: когда это началось, как долго я лечилась, каковы прогнозы. Затем – о том, чем я живу и с кем. А мне словно хотелось выговориться откровенно и свободно, как можно рассказывать о себе только совершенно незнакомому человеку, не задаваясь вопросами, почему он тебя выслушивает. Когда же пришло время возвращаться домой, вампир проводил меня до подъезда и перед расставанием бросил внимательный взгляд на мою грудь. И я понимала, что его интересует вовсе не зона декольте, – он слушал биение моего сердца.

На следующее утро я проснулась в странном возбуждении за несколько минут до будильника, чего со мной ранее не случалось. Не было ни привычной утренней сонливости, ни лени идти на работу. Я проглотила завтрак, даже не почувствовав его вкуса, долго провозилась перед зеркалом, решив сотворить что-нибудь с волосами, и полетела из дому прочь, словно ноги мои были облачены в крылатые Гермесовы сандалии, а не в обыкновенные осенние ботиночки.

В кабинет я впорхнула с непривычной улыбкой, мурлыча какую-то мелодию под нос, что, безусловно, не осталось незамеченным в женском коллективе, как и новая причёска, и платье, о существовании которого я даже забыла, бегая на работу в удобных брючках. Я и сама не могла понять, отчего именно сегодня открыла глаза и увидела этот новый день от лица какой-то другого человека – девушки, которой хотелось быть весёлой, красивой, женственной, которой нестерпимо хотелось жить.

Как

только я приземлилась на стул, опоздав и запыхавшись, мне первым делом сказали, что я сегодня особенно загадочная и романтичная. «Глаза так горят. Это любовь!» – восклицали они. У меня ячмень вскочил, ворчала я в ответ, вот и весь эффект горящих глаз. «Да нет же, действительно что-то такое есть». Я об этом не думала и даже не чувствовала, но в тот момент решила, что это всё из-за такого хорошего вечера накануне.

С этим позитивным настроем рабочий день пролетел незаметно, и домой я ехала с наивной улыбкой на губах, находя красоту в вечерних лучах солнца и последних осенних цветах, растущих вдоль обочины, словно новорождённая, впервые познающая этот мир. Я действительно ощущала себя влюблённой, но не в кого-то конкретного, а в целый мир; в какое-то свежее ощущение жизни, пребывавшее со мной с самого утра; в предчувствие чего-то нового и неминуемого, что ждало меня впереди.

– Света! – вырвал меня из этой задумчивости женский голос, показавшийся смутно знакомым.

Я подняла глаза и, сфокусировав взгляд на окликнувшем меня объекте, увидала простоволосую расплывшуюся молодую женщину в тренировочных штанах и видавшей виды бесформенной куртке, опоясывающей уже довольно округлый живот. На руках она держала маленькую лупоглазую собачку, на прогулку с которой, вероятно, и вышла, а рядом стояла маленькая девочка с русым хвостиком, которая, смешно смущаясь, тоже со мной поздоровалась. Не сразу узнала я в этой женщине свою давнюю школьную подругу, слывшую в классе модницей и красавицей.

– Ой, Надя? – воскликнула я. – Не узнала – богатой будешь!

– Это хорошо бы, – она рассмеялась, и лишь по этому смеху я узнала окончательно свою старую добрую Надюшку. – Ну как ты?

– Да нормально, – пожала я плечами. – А у тебя, я вижу, скоро ещё одно прибавление. Поздравляю!

– Спасибо.

– Сколько ж лет мы не виделись? …шесть?

– Да, кажется, с моей свадьбы и не виделись… – улыбнулась она чуть более натянуто и, как мне показалось, печально.

И я действительно вспомнила, что видела подругу в последний раз очень красивой, счастливой, светящейся, в роскошном белом платье и жемчугом в волосах. А буквально на следующий день она исчезла, словно перестала существовать для внешнего от их новоявленной семьи мира, прекратив с ним всяческие контакты. Я тогда решила, что муж запретил ей общаться с былыми друзьями.

– Слушай, ты торопишься? – спросила вдруг Надя. – Давай зайдём ко мне на чаёк? А то живём в одном доме, но не видимся годами.

– Давай, – легко согласилась я. – Спасибо.

Это была та самая квартира, в которой Надя во время учёбы жила с родителями, где я так часто бывала в гостях. Я ещё помнила запах варёной картошки, которой кормила нас после школы Надина мама, помнила, как была обставлена её комната, как был оклеен всякими вырезками и постерами её шкаф. Здесь мы могли часами болтать, предаваясь мечтам и фантазиям, слушать музыку и танцевать на столе, и мне казалось, что у нас с Надей был целый свой мир на двоих.

Но сейчас, конечно, всё здесь было по-другому. Почти сразу после окончания учёбы она вышла замуж за мальчика, учившегося на два класса старше нас, и родители оставили эту квартиру им, переехав в другой район. Теперь это был дом Надежды и Дениса, со своими запахами, с современным ремонтом, и у меня даже не получалось ощутить ту прежнюю атмосферу под слоем новых обоев и ламината.

Маленькая дочка Нади убежала в комнату смотреть мультики и тискать собачонку, и мы остались с подругой вдвоём, как когда-то давно, в тесноте кухоньки.