Пока твоё сердце бьётся
Шрифт:
С тех пор на английском я больше не появлялась. Каждый раз, уходя на курсы, на самом деле я встречалась со Штефаном. Мы гуляли, ходили в кафе, где он угощал меня чем-нибудь вкусным, а сам, сидя напротив, с интересом наблюдал, как я что-либо поглощаю, – казалось, этот процесс доставлял ему удовольствие. С видом гостеприимного хозяина он ухаживал за мной, подливая добавку из чайника или же расправляя своими пальцами салфетку и подавая её мне, и в эти минуты он казался таким заботливым, уютным и совершенно земным. Да и говорили мы на такие же простые, отвлечённые темы, как нормальные люди, без пафоса, без надуманности. Мне казалось, что нам есть о чём поговорить,
– Ты пахнешь лугом и цветами, – заявил он серьёзно, пока я отпивала из чашки горячий чай с ягодами облепихи и листьями мяты. – Очень многие современные женщины пахнут кофе. Пить его сейчас модно среди людей, а ты не пьёшь. Почему?
Чай – напиток просветления, лёгкий, прозрачный, утоляющий жажду. В противовес же густой и горький кофе – верный спутник депрессивных анорексичек, затягивающихся тонкой сигаретой, или опытных мужчин с томными взглядами. В моём понимании он всегда был напитком тягостных дум, пасмурных вечеров и внутреннего саморазрушения. И хотя последним я занималась почти всё время, ощущая жизнь ярче лишь с привкусом декадентства, кофейной манией я не заразилась и не разделяла её, отдавая предпочтение чаю.
– Я люблю чай, – пожала я плечами. – А кофе пью по утрам, чтобы проснуться. Летом я люблю вставать рано, чтобы выпить на балконе кофе с молоком и помолчать, глядя в свежее туманное утро и непривычно пустой и тихий двор. В такие минуты суета утренних сборов замирает, и ты остаёшься наедине со всем этим ещё не проснувшимся миром. Это многого стоит.
Штефан слушал меня внимательно, с лёгкой одобряющей улыбкой и даже теплотой в глазах, будто сказанное мной соответствовало тому, чего он хотел бы услышать. А потом просто и мягко произнёс то, отчего мне сначала стало тепло, а потом бросило в дрожь:
– И правильно. Тебе не надо поддаваться этой моде. Я не люблю женщин, отравленных ароматом кофе. Обыкновенно мне их не жаль…
– А какие напитки любил ты? – неловко я попыталась вернуть разговор в иллюзорно-человеческое русло. – Ну… когда ещё употреблял их.
Вампир усмехнулся и откинулся поудобней на спинку дивана.
– Кофе я пил тоже, но любил щербет. Мне и сейчас ничто не мешает их употреблять.
В один из таких совместных вечеров я предложила сходить в кино. Тогда как раз шла пользовавшаяся бешеным успехом у девочек всех возрастов вампирская сага, и мы с разительным единодушием и весельем остановили свой выбор именно на ней. Стоя в очереди в кассу, я мысленно смеялась, что многие из этих девочек подумают сейчас, что я фанатка этого фильма, раз пришла с мужчиной, так похожим на вампира. А вампир этот тем временем со шкодливым выражением лица делал невинные глаза и разглядывал интерьеры кинотеатра. Во время сеанса же я немного заскучала, но, бросив взгляд на Штефана, заметила, как внимательно он следит за событиями на экране, и по его лицу невозможно было прочесть ни одной эмоции. Мне почему-то стало очень смешно.
После фильма Штефан меня спросил:
– Света, ты читала эту книгу?
– Да, довелось.
– И как тебе… сага?
– Мне её подарила подруга, когда я лежала в больнице. По правде, книжка помогла мне тогда не сойти с ума, хотя ничего особенного собой не представляет. А ты… тоже читаешь подобную литературу?
– О да, я читал, – кивнул он с серьёзным видом, и его тёмные губы начали расплываться в широкой улыбке. –
Он расхохотался заразительным громким смехом и смеялся долго, не в силах остановиться, оголив свои хищные зубы, и было в этом издевательском смехе нечто пугающее.
В следующий раз Штефан заехал за мной на внушительном «Кайене» глянцевого чёрного цвета и сразу же заявил, что мы едем к нему в гости. Джипом он управлял легко и вольно, как будто это чудо техники было изобретено ещё до его рождения, а не наоборот, и, обгоняя прочие авто, вскоре мы выехали за город.
У Штефана оказался целый двухэтажный особняк с фасадами, вымощенными декоративным камнем. Стены между окнами были густо увиты плющом, а над конусообразной стальной крышей на фоне луны темнел флюгер. В целом здание не отличалось какими-либо особыми излишествами, но выгодно выделялось на фоне соседских домов, напоминая строгий средневековый замок.
– Какой роскошный дом! – восхищённо ахнула я.
– Я привык к несколько иным жилищным условиям, – равнодушно ответил вампир. – Но этот дом – самое большее, что я мог себе позволить, чтобы не привлекать к моей обители излишнего внимания.
Внутренняя же обстановка поражала своим размахом. Здесь также не было излишне ярких цветов, большой декоративной нагруженности или барочных золотых элементов, которые так любят дорвавшиеся до роскоши современные богачи. Однако каждая вещь в отдельности была очень дорогой и сделанной на совесть, либо по-настоящему старинной. Во всём доме царило виртуозное смешение стилей: отреставрированная до отличного состояния антикварная мебель соседствовала с самой современной техникой, а мрачные тона обоев и тяжёлых штор и массивная винтовая лестница из тёмного дерева придавали помещению готической атмосферы.
Штефан провёл меня по всему дому, описывая каждую комнату, и с исследовательским интересом наблюдал за моей реакцией. Наверное, он гордился тем, как продумал всё до мелочей. А мне казалось, что я присутствую на экскурсии в невиданном мною доселе музее этого пригорода, и без того богатого на достопримечательности. То, как человек живёт, а особенно, если он живёт один и в состоянии обустроить всё по своему вкусу, многое говорит он нём как личности. Для Штефана были важны статусность, фундаментальность и качество вещей, он наполнял своим мировоззрением и многолетним опытом пространство вокруг, создавая мирок, подчиняющийся лишь его правилам, и меня почему-то это неподдельно восхищало.
– Ты живёшь здесь один?
– Да.
Я задала этот вопрос машинально, не задумываясь, но, услышав ответ, вдруг почувствовала странный волнительный укол в глубине души, наделённый неуловимым смыслом.
– Неужели в нашем городе больше нет таких, как ты?
– О, их много, – мне показалось, в его голосе прозвучали нотки сарказма.
– И что, вы не общаетесь? – я задавала вопросы осторожно, словно шаг за шагом ступала по лесному ковру, не желая выдать себя хрустом сломанной ветки.
– Мы общаемся. Иногда, – со вздохом пояснил Штефан, как если бы этот вопрос его утомил, но он считал тактичным всё же на него ответить. – Но… у хищников должен быть свой ареал, в который остальным нет доступа.
– То есть такого не бывает, чтобы вампиры жили вместе, вместе охотились? Ты хочешь сказать, что вампирской дружбы и любви не существует? – брови мои удивлённым домиком взлетели вверх.
С мгновение он молчал, внимательно вглядываясь в моё лицо, словно читая по нему что-то. Глаза его, не видевшие солнца много лет, были прозрачными, как будто на них падал яркий дневной свет.