Пока в Питере дождь
Шрифт:
Кабинет этот был небольшим, но, не смотря на постоянный деловой беспорядок, весьма практичным и удобным. Центром его был стол и все окружавшее будто строилось вокруг него, собираясь в линии полумесяцем. Стеллажи, забитые толстыми папками, ксерокс, принтер, телефоны, пирамиды из книг, образцы разнообразных обложек, стопки распечатанных рукописей, символические статуэтки, рамки с фотографиями и множество канцелярских принадлежностей, необходимых и ненужных. Все это стояло, лежало, валялось и нависало, грозя опасностью похоронить работающего здесь человека. И чем больше он не вставал, тем реальнее становилась угроза, будто напиравшие горы всевозможных предметов, готовились окончательно зажать его с двух сторон, чтобы впоследствии раздавить.
Наконец, столбик сбоку страницы приблизился к нижней стрелке и уперся в барьер, сообщая о завершении чтения. Закинув руки на затылок, Северин откинулся на спинку крутящегося кресла и подумал о чем-то с минуту
– Что ж, не Астафьев 12 , и даже не Ерофеев 13 , но потерпи, браток, ты был свидетелем и не такого мусора, – обратился Северин к возмущенному принтеру, подбирая листы и складывая их вместе по номерам страниц, чтобы первая оказалась сверху и так далее. А когда аппарат умолк, мужчина, сняв пиджак, отправился с этой пачкой на коротенький черный диванчик у окна и лег, с целью бегло проштудировать текст в последний раз.
12
Виктор Петрович Астафьев (1924-2001) – русский писатель, драматург, эссеист. Герой Социалистического Труда (1989). Лауреат двух Государственных премий СССР (1978, 1991) и трех Государственных премий России (1975, 1995, 2003).
13
Венедикт Васильевич Ерофеев (1938-1990) – русский писатель.
В дверь постучали.
– Да-да! – откликнулся лежащий, поднимая глаза на заглянувшее бородатое лицо.
– Время полвторого, Сев, ты чего тут развалился? – удивленно слетело с его губ, и лицо потянуло за собой остальное: короткую шею, широкие плечи и крепкий торс, с заметным пузцом. – Обедать идешь?
– Хотел закончить, занести главреду, да и к шефу на поклон…
– О-о, с последним я бы повременил, шеф сегодня не в духе.
– По причине?
– Самодурства, – лаконично ответил гость, махнув рукой. – Что ты его не знаешь? Рвет и мечет чуть ли не через день.
– Что ж, тогда во второй половине нагряну, – объявил Северин и поспешил исправиться: – Подкрадусь, так сказать, на цыпочках, или заброшу кого на разведку.
– Ну его к черту, пошли есть.
Северин улыбнулся и кивнул.
Выйдя в пустующий общий зал, разделенный перегородками на отдельные закуточки с компьютерами, мужчины заперли кабинет и по проходу направились к лестнице, с целью спуститься в тесный вестибюль с дежурившим там охранником.
На улице было тихо, непривычно светло и тепло. Внутренний дворик, со сквозным проездом через арки, был заставлен машинами и кое-где, чудом уцелевшие и почти не тронутые солнцем, чернели остатки спрессованного грязного снега, беспрерывно источающего серые ручейки, стекавшие под колеса. В подобной луже стояла "Мазда" Северина, но он не стал ее переставлять, а отправился пешком, вслед за коллегой через арку. В ней эхом разносился шум от проезжавшего по проспекту транспорта.
– В "Кетчуп", "Камбучо", или "Пары"? – спросил Северин, нагнав спутника, который в нерешительности остановился перед выходом на улицу, призадумавшись, вероятно, над тем же.
– В "Чебурум"! – ответил мужчина, разворачивая плотный торс.
Здесь вариантов было множество: от перечисленных кафе и бистро, до шавермы на той стороне и магазина продуктов. Была возможность купить свежей выпечки из киоска через дорогу, или наестся пончиков на "Пышечной фабрике". Запах разнообразных вкусностей разносило по проспекту от дома к дому, заставляя ускорить шаг, и лишь сейчас коллеги явственно ощутили голод.
А мимо, в хаотичном танце, то выползая на трамвайные рельсы, то аккуратно возвращаясь на дорогу, двигался беспрерывный автомобильный поток. То перестраиваясь, то паркуясь, то сообщая о себе сигналами, водители, будто специально, заставляли обратить на себя внимание или всячески друг друга достать. И сейчас, наблюдая за этим, Северин откровенно обрадовался своему пешеходному положению, не требующему участия в подобных выкрутасах.
По выложенному плиткой тротуару мужчины пошли вперед, минуя сувенирную лавку "Симфония камня", упомянутое кафе "Ketch up" и бутик одежды в желтой пятиэтажке, где в 1885-1917 годах находился букинистический магазин потомственного книготорговца Василия Ивановича Клочкова 14 .
14
Василий Иванович Клочков (1861-1915) – русский библиофил, издатель, антиквар и книготорговец; один из основателей Кружка любителей русских изящных изданий.
В
Мимо "Пышечной фабрики", гостиницы и аптеки в коричневом красивом здании, выделявшемся на фоне соседей сдвоенными полуциркульными окнами с замысловатыми сандриками, фартуками подоконников и наличниками с маскаронами одинаковых бородатых мужчин и дам в головных уборах, напоминавших Зевсов и Афин, мужчины продолжали путь. Это был бывший доходный дом купца Антонова, созданный по проекту архитектора Михаила Алексеевича Макарова 15 . В 1910-х годах здесь жила поэтесса Елизавета Юрьевна Скобцова 16 и про нее, откровенно сказать, Северин сейчас даже не вспомнил. Мысль, улетевшая в истоки зодчества, переживала его современное предназначение и, на взгляд Северина, это здание подвергалось наибольшему уничижению, превратившись в пекарню и ночлежку для провинциальных путешественников и иностранных туристов. Впрочем, внешний вид его не радовать не мог. Неоднократно реставрировавшийся фасад, судя по перечисленным ранее дизайнерским атрибутам, задуманным самим автором или отдаленно напоминавшим его реальные воплощения, стремился сохранить первоначальное лицо, но только лишь. Потому что со стороны внутреннего дворика обветшалые и неинтересные гладкие стены, завешанные проводами и кондиционерами, просто повергали наблюдателя в шок.
15
Михаил Алексеевич Макаров (1827-1873) – русский архитектор, академик и профессор архитектуры Императорской Академии художеств.
16
Елизавета Юрьевна Скобцова, она же Монахиня Мария (известна как мать Мария, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева) (1891-1945) – монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Русская поэтесса, мемуаристка, публицист, общественный деятель, участница французского Сопротивления.
Дальше, в менее импозантном здании, располагались: бистро "Камбучо", ресторан "На парах", "Ремонт обуви" и кафе "Чебурум", вход в который украшали трехэтажные этажерки с фиолетовыми цветами. В 1891-1898 годах в этом доме размещался букинистический магазин Мельникова 17 . Да, когда-то граждане очень любили книги, и магазины по их продажи встречались чуть ли не на каждом шагу, а в советские времена, по неизвестным причинам, их выпускали ограниченными тиражами, но дефицит прекрасно компенсировали библиотеки, которые, как и магазины царских времен, имела каждая, уважающая себя, крупная петербургская улица.
17
Максим Павлович Мельников (кон. XIX – нач. XX) – русский букинист. Работал приказчиком в букинистическом магазине П. Б. Богданова, открыл собственный магазин. В 1889-1916 гг. издал более 80 каталогов букинистической книги.
Потянув стеклянную дверь за ручку, мужчины вошли внутрь, взглядом окинув ближайшие к выходу столы, занятые такими же офисными крысами, как они. Случайных клиентов было мало, да и кто нагрянет сюда в понедельник в середине дня? Люди без разговоров уплетали заказанные блюда, торопились и частенько поглядывали кто на часы, одергивая рукав, кто на лежащий смартфон, зажигая экран. Было тесновато. Закрытая барная стойка, разделявшая кафе на два зала, смотрелась нелепо, служа преградой для поиска свободных мест, или людей, приглашенных на встречу. Деревянные неброские столешницы, в окружении разнокалиберных стульев; стены красного кирпича, не прикрытые штукатуркой; ряд подвешенных ламп, будто новогодняя гирлянда; и переплетение пластиковых белых труб вентиляции на потолке, про какие трудно было сказать что-нибудь, не привыкнув к ним, то ли необходимое уродство, то ли экстравагантность стиля. В конце первого зала был не занятый диван, но от нависающих над ним полок, усеянных бутылками и горшками, веяло тихой опасностью.