Пока живешь, душа, - люби!..
Шрифт:
восхищения: «Это лучшее стихотворение Сопина!» - до: «Позор, как можно с сочувствием
писать об убийце!» (Очевидно, что в обоих случаях рассматривались не художественные
особенности, но позиция). А позиция у поэта такая: человека в погонах на войне, не
признанной войной, общество распинает подобно Христу...
Как реквием читается стихотворение «Двадцать девятое марта» на тему чеченской
войны. В те дни бригады ОМОНа гибли одна за другой, и не всегда
Помню кадры по телевизору: хоронят омоновцев Сергиева-Посада, а сквозь толпу про-
бирается чудом уцелевший парнишка. Его пытаются остановить, тележурналист сует
микрофон, но он угрюмо отодвигает камеру: «Я ни-че-го не буду говорить».
А через короткое время - подобная история с Пермским ОМОНом. Этот край
(Пермь, Березники) почти родной. Мы многих там знали и с напряжением смотрели на
телеэкран: вдруг появятся знакомые фамилии? Нет… Но все равно - на фоне знакомых
городских пейзажей они как наши дети, сверстники наших детей. Медленно проплывает
по экрану список убитых, задерживаясь на каждом имени...
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ МАРТА
Памяти Пермского ОМОНа
Все длишься ты, праздник,
В слезах о родимых и близких.
Убитых бригады
Глядят на сошедших с ума...
Я вижу Россию
В военных дождях, в обелисках.
Солдат безымянных
Земля возвышает сама.
Мне стыло от мыслей.
На юге по-мартовски тало.
Психозно гудит над страной
Похоронный завей –
Я слышу, я вижу,
118
Я знаю, земля, ты устала
И плотью, и духом
Своих хоронить сыновей!
Сегодня
Засадой
Расстреляна группа ОМОНа...
Мне даже молитва
Казенно звучит, как вранье!
И память моя
Окликает ребят поименно:
Простите,
Простите,
Простите бессилье мое.
* * *
Нас гваздали будни и беды
И лозунгов диких вранье
За множество лет до Победы
И столько же – после нее.
Без слов, без гранат, без атаки,
Вслепую – какая там связь! –
Ложились под бомбы и танки,
Российской землей становясь.
Над нами
По росту, по ГОСТу
Шеренги чеканят шаги.
Живых вопрошают погосты:
«Россия! Над нами – враги?
Чья форма на них, чьи медали?
Не видно сквозь тяжесть земли...
Скажи, чтобы здесь не топтали,
Скажи, чтобы в нас не плевали.
Мы сделали все, что могли».
* * *
Ищу
На той войне.
Здесь мир не мой.
Страна другая.
Мне страшно, братцы,
Пусто мне.
Чужой я здесь
До содроганья.
Бегу – в огонь из-под огня.
Пить! Пить... хочу...
Красна водица!
И понимаю – для меня
Что умереть, что пробудиться.
Приснилось мне,
Что я живой.
Рассвет был мрачен и прохладен.
И ветер почты полевой
119
По голове меня погладил...
В каком году, в каком краю –
Приговоренно, безысходно
Средь павших без вести стою
Один,
Построенный повзводно.
* * *
Окопный брат,
Этапный друг,
Идет к концу наш путь.
Без брода
Я вижу хилость вздетых рук
В поддержку палачей народа.
Свои – в своих.
Расстрел в лесу
Живет во мне,
Идет по следу.
Полвека с лишним
Я несу
В руках закованных
Победу.
Страна в общественном бреду
Трагическую
Славит дату!
Спасибо, мать,
За доброту
Твою к российскому солдату.
Такой ценой, такой ценой...
Другой для нас с тобою нету.
Давай, товарищ,
По одной
За нашу
Тяжкую
Победу...
* * *
Глухой безвыходностью заперт,
Я вижу
Истины фасад:
Мы шли солдатами на Запад,
Вернулись
Пленными назад.
Зачем я это вспоминаю?
Так жаждал верить
В то, что есть
Другая жизнь,
Совсем иная!
Да не про нашу, вышло, честь...
Маразмом общества контужен,
Я знаю фронт.
Я знаю быт!
120
Солдат – герой,
Пока он нужен.
Война окончена –
Забыт.
* * *
Звон погребальный
Над родимым кровом
Опухшим,
Заметенным добела.
Зачем я
Новой ложью зачарован,
Пытаясь заглушить колокола?
Дымов и вьюг кочевья – на Воронеж...
А над селом – безбрежность воронья!
Зачем ты, память,
Стон души хоронишь,
Во мне, живом, былое хороня?
Не сожжена свеча!
Стакан не поднят...
Романтика –
Особый род вины.
Опомнись, помолись:
Они уходят,
Уходят
Последние солдаты
Той войны:
Идут через норильские ухабы
В безмолвное ничто
Издалека
Последние